Сорок пять

— Нет, нет, на этот раз вы ошиблись. Мэтр Бономе продает мне вино, когда мне нужно, а я ему плачу, когда могу, вот и все.

— Бонеме?[29] — переспросил Шико. — Честное слово, имя у него многообещающее.

— И оно держит свое обещание. Пойдемте, приятель, пойдемте.

“Ого! — подумал Шико, следуя за лжемонахом. — Тут-то тебе и надо выбрать самую лучшую свою ужимку, друг Шико. Ибо если Бономе тебя сразу узнает, тебе крышка и ты просто болван”.

XVII “РОГ ИЗОБИЛИЯ”

Дорога, по которой Борроме вел Шико, даже не подозревая, что Шико знает ее не хуже его, напоминала нашему гасконцу о счастливой поре его юности.

И правда, как часто, ни о чем не думая, легко ступая, лениво размахивая руками, под лучами зимнего солнца или же летом, спасаясь от зноя в густой тени деревьев, направлялся Шико к этому дому, именуемому “Рог изобилия”, куда сейчас вел его какой-то чужой человек!

В те дни благодаря нескольким золотым или даже серебряным монетам, звеневшим у него в кошельке, Шико ощущал себя более счастливым, чем любой король: он беспечно отдавался блаженному ничегонеделанию, отдавался сколько душе угодно — ведь у него дома не было ни хозяйки, ни голодных детей, ни подозрительных и ворчливых родителей.

Шико беззаботно усаживался в кабачке на деревянной скамье или табуретке и поджидал Горанфло или, вернее, находил его на месте, едва только с кухни доносился вкусный запах.

Тогда Горанфло оживлялся на глазах, а неизменно проницательный Шико смотрел, как опьянение постепенно овладевает его приятелем, наблюдая эту любопытную натуру сквозь легкие пары благоразумно сдерживаемого возбуждения. И доброе вино, тепло, свобода порождали в нем ощущение, что ему кружит голову сама юность — великолепная, победоносная и полная надежд.

Теперь, проходя мимо перекрестка Бюсси, Шико приподнялся на цыпочках, стараясь увидеть дом, который он поручил заботам Реми, но улица была извилиста, а задержавшись, он мог навлечь на себя подозрение Борроме; поэтому Шико с легким вздохом последовал за капитаном.

Скоро глазам его предстала широкая улица Сен-Жак, затем монастырь св. Бенедикта и почти напротив монастыря — гостиница “Рог изобилия”: немного постаревшая, почерневшая, облупившаяся, но по-прежнему осененная снаружи чинарами и каштанами, а внутри заставленная лоснящимися горшками и блестящими кастрюлями, которые, представляясь пьяницам и обжорам золотыми и серебряными, действительно привлекают в карман кабатчика настоящее золото и серебро по законам внутреннего притяжения, несомненно, установленным самой природой.

Обозрев с порога и подступы к кабачку, и его внутреннее устройство, Шико сгорбился, сбросив еще десять дюймов со своего роста, который он и без того постарался уменьшить, едва завидел капитана. К этому он прибавил гримасу настоящего сатира, ничего общего не имевшую с его добросердечной манерой держаться и честным взглядом, и таким образом, приготовился стать лицом к лицу со старым знакомцем — хозяином его любимого кабачка мэтром Бономе.

Впрочем, Борроме, указывая дорогу, вошел в кабачок первым. Увидев двух людей в касках, мэтр Бономе решил, что вполне достаточно будет, если он узнает только того, кто шел впереди.

Если фасад “Рог изобилия” облупился, то и лицо достойного кабатчика также испытало на себе тяжкое воздействие времени.

Помимо морщин, соответствующих на лицах людей тем бороздам, которые время прокладывает на челе статуй, мэтр Бономе напускал на себя вид человека значительного, благодаря чему всем, кроме военных, к нему было трудно подступиться и от чего лицо его приняло какое-то жесткое выражение.

Но Бономе по-прежнему почитал людей шпаги, это была его слабость, привычка, почерпнутая им в квартале, на который не распространялась бдительность городских властей и который находился под влиянием мирных бенедиктинцев.

И действительно, если в этом славном кабачке затевалась какая-нибудь ссора, то не успевали еще пойти за швейцарцами или стрелками ночной стражи, как в игру уже вступали шпаги, причем так, что немало камзолов оказывались проткнутыми. Подобные злоключения происходили с Бономе раз семь или восемь, обходясь ему по сто ливров. Он и почитал людей шпаги по принципу: страх рождает почтение.

Что до прочих посетителей “Рога изобилия” — школяров, писцов, монахов и торговцев, то с ними Бономе справлялся один. Он уже приобрел некоторую известность за свое умение нахлобучивать оловянное ведерко на голову буянам или нечестным посетителям. За эту решительность в обращении его сторону всегда брали несколько человек из числа самых крепких соседских лавочников.

В общем же, его вино, за которым каждый посетитель имел право сам спускаться в погреб, славилось своим качеством и крепостью, его снисходительность к некоторым посетителям, пользовавшимся у него кредитом, была общеизвестна, и благодаря всему этому его не совсем обычные повадки ни у кого не вызывали ропота.

Кое-кто из завсегдатаев приписывал эти повадки тем горестям, которые мэтр Бономе испытал в супружеской жизни.