Сорок монет

— Как бы вам от этих разговоров не остаться без партбилета! — пригрозил председатель райисполкома и умчался на своём «газике».

Аман, наблюдавший эту сцену издали, подошёл к отцу:

— Зачем ты пререкаешься с ним, папа? Раз приказывает — отправь, и дело с концом!

— Не говори глупостей! — прикрикнул на сына Тойли Мерген. — Лучше побыстрее опрокинь свой бункер и уступи место Язбиби!

Как ни торопился Лысый Ширли к своей Овадан, Ханов ещё долго не отпускал его в тот вечер. После стычки с Тойли Мергеном он велел везти его не домой, а в исполком, да ещё приказал ждать.

Рабочий день в учреждениях уже давным-давно кончился, но верный Мямля сидел в приёмной Ханова возле телефона, как пригвождённый.

— Ждёшь меня? — с удовлетворением отметил тот старание подчинённого.

— Жду, Каландар-ага.

— Ну, докладывай, какие новости.

— Из Пакистана приехали два туриста. Завтра они вроде бы собираются посмотреть канал.

— У туристов есть свои хозяева! Ещё что?

Ответственный секретарь понимал, что в такой поздний час Ханову не до мелочей. Поэтому он сообщил главное:

— В конце дня звонил Карлыев. Я сказал, что вы уехали в пустыню.

— Зачем я ему?

— Не знаю, Каландар-ага. Он ничего не просил передать.

— Сведения по хлопку в Ашхабад сообщил?

— Конечно! Только база поздно дала сегодня сводку.

— Почему поздно?

— Не знаю.

— Эх ты! Распушил свои усы, а не выяснил. Ты ведь специально сидишь тут для этого. В следующий раз спрашивай.

— Хорошо, Каландар-ага. Только директор базы не особенно-то охотно с нами разговаривает.

— А ты от моего имени!

— Ладно, Каланда-ага.

— Ашхабад ничего не просил передать?

— А у них всегда одна и та же музыка. Только и знают — ускорьте сбор.

— Директор базы у себя?

— Вообще-то должен быть.

— Ну-ка соедини меня с ним, — распорядился Ханов и вошёл к себе в кабинет.

— Возьмите трубку, — просунув в дверь усы, сказал ответственный секретарь.

— Ну, как дела? — привычно развалившись в своём мягком кресле, обратился Ханов к директору базы. — Как у тебя, харман растёт?

— Растёт, товарищ Ханов, только медленно. Хорошо бы, если вы ещё поднажали на председателей.

— Ты ведь влажный принимаешь?

— Как вы сказали, так и делаем. Назад ничего не отправляем.

— Молодец! Если будешь меня слушаться, не прогадаешь.

— Уж мы и так стараемся… — заверил директор базы.

— Слушай! — прервал его Ханов. — Вот какое дело. Некоторые упрямцы, вроде Тойли Мергена, не отправляют вовремя хлопок. Ссылаются, понимаешь ли, на влажность. Ленятся просто… Так вот, надо бы направить твоих людей к таким, пусть составят акты. Будет не во вред делу, если и ты иной раз тоже вылезешь из своего кабинета.

Хотя Ханов и говорил об «упрямцах» во множественном числе, директор базы отлично понимал, о ком идёт речь.

— Если уж вы не можете наставить его на путь истинный, то мне Тойли Мерген и вовсе не по зубам, — взмолился директор. — Тут как-то послал я к нему человека: дескать, следите получше за сортностью хлопка, так он его опозорил и прогнал.

— Ничего, сегодня я уже побывал у него и вроде бы сделал пригодным для твоих зубов. Ты скажи своим людям, пусть не гнутся перед каждым, пусть требуют покруче! — заключил председатель исполкома и положил трубку.

Часы пробили девять. Кругом царила тишина. Не хотелось вставать из кресла.

«Как выехал на рассвете, так ни минутки не отдыхал, — подумал Ханов. — Куда теперь — заскочить домой или прямо к Алтынджемал?»

Он набрал её номер, но никто не ответил.

— С чего это она не берёт трубку? — пробормотал Ханов. — Странно. Позже пяти она из больницы никогда не приходит.

Ханов набрал снова. Однако и на этот раз ответа не было.

«Может, у неё не работает телефон», — подумал он. Но проверочная тут же рассеяла это подозрение.

Конечно, Алтынджемал могла отправиться в кино или к подруге, наконец в библиотеку, но почему-то на этот раз Ханов разволновался не на шутку. У него было такое чувство, словно она ускользала у него из рук. Он вышел из кабинета, отпустил вконец отчаявшегося Мямлю, быстро прошагал мимо него и прямо с крыльца нырнул в машину.

— Поехали, Ширли-хан!

— Куда, Каландар-ага?

— Туда, откуда ты меня утром увёз.

Из знакомого окна, задёрнутого, краской занавеской, на улицу падал свет.

«Значит, Алтын дома, — ещё больше встревожился Ханов. — Почему же она не берёт трубку? Или тоже от меня отворачивается?»

Алтынджемал молча впустила его и, шурша своим шёлковым халатом, поспешно прошла в комнату, Он сделал вид, что не заметил её холодности, и положил ей руку на плечо.

— Ты почему не берёшь трубку, моя Алтын?

— У меня плохое настроение, Каландар.

— С чего бы?

— Я и сама не знаю.

— Наверно, знаешь! — ласково сказал Ханов и поцеловал её в щеку. — Может, жалеешь, что Шекер меня бросила?

Чуть приподняв голову, Алтынджемал посмотрела ему в глаза:

— Сказать откровенно?

— Мы всегда с тобой разговариваем без утаек, моя Алтын! Я жду от тебя чистой правды.

Некоторое время подумав, она ответила:

— Признаться, я действительно жалею о том, что Шекер уехала.

— Ты шутишь, моя Алтын, — засмеялся Ханов.

— Шекер была хорошей женой.

— Как ты можешь судить об этом?

— Ты сам её хвалил.