Читаем Сорок лет одиночества (записки военной переводчицы) полностью

Но за двадцать лет пребывания в Шпандау Альберт Шпеер успел окончательно забыть и свое “чистосердечное” раскаяние на Нюрнбергском процессе, и те проклятия, которыми он осыпал со скамьи подсудимых Гитлера. После освобождения Шпеер вслед за Ширахом взялся за перо, чтобы убедить читателей в том, что Адольф Гитлер – не создатель преступного государства, а “крупная историческая личность”, обладавшая гипнотическим даром подчинять себе массы на их же благо. В своих мемуарах Шпеер то и дело сбивается на творческую одаренность Гитлера: “Из него мог бы получиться неплохой архитектор, у него был талант”.

Еще в Нюрнберге Шпеер сказал суду: “Будь у Гитлера друзья, я стал бы его другом. Я обязан ему восторгами и славой моей юности, равно как и ужасом и виной позднейших лет”. Возможность же появления кровавого диктаторского режима, отличающегося от всех предыдущих в Германии, Шпеер в своих мемуарах объясняет тем, что “это была первая диктатура индустриального государства в эпоху современной техники, она целиком и полностью господствовала над собственным народом… С помощью таких технических средств, как радио и громкоговорители, у восьмидесяти миллионов людей было отнято самостоятельное мышление, они были подчинены воле одного человека”.

Произнося последнее слово на Нюрнбергском процессе, Шпеер сказал: “Эта война окончилась самолетами-снарядами, самолетами, летающими со скоростью звука, новыми видами подводных лодок и торпедами, которые сами находят свою цель, атомными бомбами и перспективами ужасной химической войны… Как бывший министр высокоразвитой промышленности вооружения, я считаю своим последним долгом заявить: новая мировая война закончится уничтожением человеческой культуры и цивилизации…”

Шпеер нашел в себе мужество и не стал обращаться к державам-победительницам с просьбой о пересмотре приговора. Он считал, что все равно любое наказание ему было ничтожно малым по сравнению с теми бедами и горестями, которые они причинили миру.

Шпандау была наиболее тщательно охраняемой тюрьмой в мире, оборудованная самыми современными средствами контроля. Но, несмотря на это, выходит, что существовали какие-то нелегальные каналы утечки информации, которые не могла перекрыть никакая охрана. Каждый лист бумаги и специальная тетрадь, выдаваемые заключенным для черновых записей, подлежали строгому учету. При заполнении тетради изымались и уничтожались. Но, как пишет Шпеер в своих мемуарах, когда он вышел из тюрьмы, его воспоминания насчитывали свыше двух тысяч страниц…

После инспекции камерного блока полковник Одинцов присутствовал на обеде. Гостей было мало, и обед прошел очень официально. С английской стороны был начальник военной полиции полковник Ричардс с женой и дочерьми, а также дочь бригадира Гамильтона. Сам он не приехал, сославшись на занятость по службе. Передал свои извинения и… бутылку виски. На обеде полковник Одинцов высказал пожелания более тесного сотрудничества между английскими и русскими офицерами. В ответ англичанин вспомнил свою службу в Иране и добрые отношения с русскими офицерами.

<p>Глава 13</p>

Письма и свидания – единственно законные возможности заключенных поддерживать связь с внешним миром за пределами тюремной стены. Но и в этом случае они должны были ограничиваться только личными делами. Высказывания на политические и международные темы запрещены. Не разрешалось обсуждение внутренних дел тюрьмы. Ни жены, ни родственники не должны сообщать заключенным национальные и международные новости. Через мои руки проходило большинство писем заключенных. Прочитывать их и делать фотокопии входило в мои обязанности. Вот несколько писем Альберта Шпеера.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии