Сорок лет Чанчжоэ

– Приходилось, – ответил полковник, вспомнив мать, придавленную обломками дома во время Чанчжоэйского землетрясения. – Я видел мертвецов.

– А ты видел, как купец Ягудин упал мордой на булыжники?

– Видел. А почему ты спрашиваешь?

– Уж больно у него голова крепкая была! Другая бы – разбилась, как арбуз, от такого удара, а от ягудинской даже булыжник треснул! Может быть, он мутант?

Как ты думаешь?

– Может быть. – Шаллер поглядел мальчику в глаза – большие, с черными зрачками во все глазное яблоко. В них, подернутых влагой, он разглядел свое отражение, искаженное, как будто полковник смотрел на себя с обратной стороны подзорной трубы. – Может быть, и мутант, – еще раз повторил Генрих Иванович.

– Проплывусь, – сказал Джером и слегка оттолкнулся от бортика ногами. Он придал телу ускорение, но при этом слишком низко опустил подбородок и всем ртом хлебнул воды. Мальчик закашлялся, замолотил руками по воде, развернулся лицом к Шаллеру и протянул ему ладонь. Полковник опять помог обрести Джерому почву под ногами и, не сдержавшись, заулыбался.

– Что ты смеешься? – спросил мальчик. – Разве тебе не известно, что каждый человек что-то делает хорошо, а что-то плохо? Так вот, плаваю я плохо. Что в этом смешного?

– А что ты делаешь хорошо?

– Пока я еще не знаю, что делаю хорошо. Слишком мне мало лет… Хотя нет, одно дело я делаю прилично. Но тебе не скажу какое.

– Секрет?

– Наверное. Я не знаю, как ты к этому отнесешься, а потому не скажу.

– Не говори, твое право… Но, может быть, ты мне скажешь, откуда на твоем лице синяки?

Джером задумался.

– Синяки на моем лице – дело частое, – сказал он. – Почему-то многим доставляет удовольствие бить меня по лицу. Видимо, в конструкции моей физиономии есть что-то притягательное для ее набития. Я так полагаю, что это то же самое, как голое женское тело когото притягивает для объятий. Кстати, не можешь ли ты мне объяснить, что движет тобою, когда ты целуешь женские груди и живот? Ведь все это может быть не совсем чистым? Например, для меня эта область человеческого общения не представляется привлекательной.

Почему-то этот вопрос Джерома прозвучал для Генриха Ивановича самым естественным образом, он даже не почувствовал смущения, возможно, из-за того, что сам мальчик не видел в этом вопросе ничего скабрезного, а потому спокойно на него ответил:

– В жизни каждого человека, в определенном возрасте, наступает момент, когда он чувствует влечение к противоположному полу. Это абсолютно нормальный физиологический процесс. Когда-нибудь и ты почувствуешь влечение.

– Какого рода это влечение?

Шаллер хмыкнул.

– Знаешь, это очень трудно объяснить…

– Попробуй.

– Ну, бывает момент, когда влечение заставляет тебя забыть обо всех проблемах, когда тело дрожит от желания разрядиться.

– Чем разрядиться?

– Семенем для продолжения рода.

– Как будто бы мы это в интернате проходили.

– Тогда тебе все известно, – облегченно вздохнул Генрих Иванович. – Это называется инстинктом продолжения рода.

– Для этого в женский организм суется штука, из которой обычно писают?

– Можно и так сказать.

– А у меня есть семя?

– Когда вырастешь, семя будет и у тебя.

– И инстинкт продолжения рода?

– И инстинкт в тебе проснется.

– А что главнее – инстинкт или сознательное продолжение рода?

– И то и другое главное.

– А мне кажется, что не будь инстинкта, то не будет и сознательной надобности продолжать род. Я думаю, что инстинкт подменяет сознание, а человеку кажется, что делает он все осмысленно.

– Ты не прав. Для взрослого человека очень важно увидеть свое продолжение в детях.

– Во мне инстинкт не проснулся, а потому то, что ты проделывал со своей женщиной, не представляется мне привлекательным. Добровольно я бы никогда этого не стал делать. И я бы не хотел видеть своего продолжения. Мне и так не слишком радостно. Кстати, у тебя есть дети?

– Нет.

– Ты тоже не хочешь видеть своего продолжения?

– Хочу. Но не все, что хочется, случается. Зачастую наоборот: то, чего ты особенно желаешь, становится невозможным.

– Твоя женщина тебе родит ребенка.

– Дело в том, что это не моя женщина.

– Как это? – не понял Джером. – Ты же делал с ней то, что обычно делают только со своими женщинами.

– Бывают исключения. – Генрих Иванович замялся. – Понимаешь, существуют вещи, которые непросто объяснить. Например, у меня есть жена.

– И что?

– Детей полагается иметь от жен и мужей.

– Тогда пусть тебе жена родит.

– Она не хочет.

– Вот видишь! – обрадовался Джером. – Значит, у нее, как и у меня, отсутствует инстинкт продолжения рода… Но ведь это не беда! Плюнь на условности и попроси красивую чужую женщину родить тебе ребенка!

– Я же тебе объяснил, что так не полагается.

– Но ведь можно развестись со своей женой и жениться на красивой женщине. Она станет твоей и родит тебе мальчика… Или чего ты там хочешь?

Шаллер запутался в этом разговоре, а потому просто сказал:

– Хорошо. Я подумаю над твоим предложением, – и оттолкнулся от бортика ногами, окатив мальчика фонтаном брызг.

– Эй, подожди меня! – крикнул Джером. – Я плыву с тобой!