— Никто не хочет умирать, — сказал Гаврила Васильевич и, коротко взмахнув ножом, перерезал подростку горло.
Супонин упал в пожухлую траву. С минуту он еще шевелил ногами и удивлялся кровавым пузырям, прущим из рассеченного горла. Через две минуты его юная душа, оторвавшись от всего земного, воспарила над телом, мельком огляделась и устремилась в бесконечные просторы, пытаясь изведать пути Господни.
Грянул гром, и, несмотря на поздний час, в ночном небе заполыхало огнем и закружило звезды в ошеломительной выси огненными струями Лазорихиево небо.
— Лазорихиево небо-о-о! — закричал Теплый. — Лазорихиево не-е-бо!..
Через час Гаврила Васильевич Теплый сидел в своей интернатской квартирке и неутомимо, одну страницу за другой, расшифровывал творение Елены Белецкой.
21
— В начале четвертого года чанчжоэйского летосчисления в город со стороны юго-запада въехал ослик, неутомимо тащивший за собой повозку с поклажей и ее хозяйкой, — читал Шаллер присланное Теплым продолжение чанчжоэйских летописей.
— Хозяйка являла собой молодую женщину в черных пыльных одеждах, с огромной печалью на лице и тоской, изогнувшей спину. Она сидела на чемодане с потрескавшейся от солнца кожей и без интереса разглядывала проплывающие мимо городские окрестности. Во взгляде женщины притаилась какая-то пустота и обреченность, которую можно было списать на то, что приезжая была беременна и живот ее находился на крайних сроках наполнения. Подъехав к главной городской площади, молодая женщина неожиданно потеряла сознание, а умный ослик, почувствовав это, остановился посреди мостовой и заорал во все горло.
— Иа-а! — кричал он, призывая на помощь. — Иа-а!" На крики животного из окон высунулись любопытные физиономии, а особо любознательные даже вышли наружу и скоро определили, что произошло неладное.
Послали за доктором Струве. Со своим неизменным саквояжем медик явился быстро и определил у приезжей родовые схватки. Женщину доставили в дом доктора Струве, где он раздел ее, обмыл тело водой и обмазал чресла йодом. Весь подготовительный этап роженица находилась в глубочайшем обмороке, не реагируя даже на пары нашатыря. Лишь инстинкт заставлял напрягаться ее бедра, а ступни ног уперлись в стену, стараясь сдвинуть ее с места.
— Ах, какой будет чудесный ребенок! — приговаривал доктор Струве, оглядывая огромный живот. — Богатырь готовится явиться на свет!
На помощь доктору пришла мадмуазель Бибигон, имеющая достаточный опыт в таких делах, сама познавшая всю нелегкость воспроизводства новой жизни. Она вскипятила воду, а затем долго что-то шептала на ухо роженице, стараясь привести ее в чувство. Наконец веки будущей матери дрогнули, она открыла глаза и огляделась.
— Где я? — спросила приезжая красивым, но очень печальным голосом.
— Все в порядке, милая! — сказала мадмуазель Бибигон, утирая своей пухлой ладошкой пот со лба роженицы. — Ты в надежных руках! Все произойдет наилучшим образом!
— Уж будьте покойны! — подтвердил доктор Струве. — Как вас зовут?
— Протуберана.
— Как, простите?
— Протуберана, — повторила роженица и вздрогнула от боли.
— Тужьтесь, милая, тужьтесь! — подбадривала мадмуазель Бибигон.
— Откуда вы родом? — поинтересовался доктор, натягивая перчатки.
— Ничего не помню! Не помню!..
— Такое бывает. Вот родите богатыря — и все вспомните.
Тело женщины дернулось в схватках, она засучила ногами по простыням, закатила глаза, и в ту же секунду отошли воды. Запахло осенним дождем.
— Началось! — проговорил доктор Струве и приблизил свое лицо к лону роженицы.
— Держите ей ноги!
Мамуазель Бибигон, однако, не подчинилась приказанию, а, находясь в изголовье, все поглаживала щеки будущей матери своими пухлыми пальчиками и приговаривала:
— Он сейчас появится на свет, первый раз вздохнет и начнет расти — сильным и смелым. Он будет твоей гордостью! Твой сын!
— Держите ей ноги! — повторил доктор Струве.
— Незачем! — резко ответила мадмуазель Бибигон. — Природа сама разберется, без чужого вмешательства!
Доктор поглядел на часы и покачал головой.
— Пора бы ребенку и появиться, — сказал он, стараясь заглянуть в самое нутро живота.
— Сейчас,сейчас.
Между тем тело роженицы сокращалось, как будто через нее пропускали ток. Губы ее высохли и стали похожи на печеную картошку, только что выбранную из золы.
Сосуды в глазах полопались, а из набухших грудей от напряжения сочилось молоко, стекая к животу.
— Не хочет выходить! — констатировал доктор Струве. — Вполне вероятно неправильное положение плода! — И он осторожно ввел правую руку в лоно. — Ничего не понимаю!
— Что такое? — заволновалась мадмуазель Бибигон.
— Никак не могу нащупать плод!
— Может быть, послед мешает?
— Странное дело, моя рука глубоко в матке, а плода нет!
— Не говорите глупостей!
— Да так и есть. Хотя постойте!..
— Ну?!
— Что-то нащупал, ужасно холодное!
Доктор Струве почти выдернул руку и посмотрел на нее, посиневшую, всю в инее.
— Господи! Что это?!
Тело роженицы еще раз вывернуло, она закричала и закусила до крови губы.
— Рожает! — громко сказала мадмуазель Бибигон и взяла в руки чистую пеленку.