Сорок изыскателей. За берёзовыми книгами

— Здравствуйте, ребятишки! Как хорошо, что вы пришли! — улыбнулся старичок и показал рукой: — Глядите, у ворот, на земле — железный лист. Это сигнал. Вы на лист наступили, а у меня в доме звонок — дррын!.. Видите, на воротах зеркальце, а там, на дереве — другое, а на форточке — третье. Я к окошку подошёл и вон откуда вас углядел.

Все смотрели и на лист и на зеркала и удивлялись.

— Вы от Номера Второго? Он вас направил?

— Да.

— Очень хорошо! Он всегда ко мне посылает занятных экскурсантов. — Старичок наклонил свою лысую голову набок, внимательно и весело осмотрел всех нас.

Ребята не очень-то его слушали. Они окружили Майкла.

Пёс фыркал и улыбался так радостно и беззаботно, как улыбаются только очень молодые породистые овчарки, высовывая при этом длиннющий красный язык. Он был, как сказал поэт, «по-собачьи дьявольски красив» — поджарый, стройный, на высоких, изящных лапах. На его острой морде с тёмными кольцами вокруг глаз, с чёрными бровями стояли прямые треугольники ушей.

Девочки уже называли его: «Майклушка-душка», мальчики пробовали садиться на него верхом.

— Послушайте, послушайте, вы его замучаете!

Старичок растолкал всех, надел на Майкла ошейник и потащил его, к великому огорчению ребят, в дом.

— Итак, о чём же вам рассказать? — спросил он, возвратившись, и посмотрел на нас чуточку посерьёзнее.

— Видите ли, — сказал я, — у нас есть несколько совершенно животрепещущих вопросов.

— Ах, если животрепещущие, пожалуйте сюда. — Старичок уже совсем серьёзно сморщил лоб и указал на стол и на лавочки, вкопанные под большим развесистым вязом.

Все расселись вокруг стола, кто на лавочках, кто на траве.

— Так с чего прикажете начать? — спросил он.

— Жар-птица, — подсказала Соня.

— О какой жар-птице? А-а-а, верно, о жёлтой галке. Этот Номер Второй! Вот уже сколько лет он меня за неё корит. Как ему только не надоест! — Старичок кротко улыбнулся. — Расскажу, расскажу. А ещё что?

— У вас как будто хранится один бокал? — спросил Витя Большой.

— Это с отбитым краем, что ли? — Старичок усмехнулся. — Какой Номер Второй быстрый — всё вам успел пересказать. Потом поведу вас к себе домой — не только бокал покажу. Ещё какие вопросы?

— Ещё портрет. Что вы знаете о портрете? — Люся выразительно посмотрела на Номера Первого.

— О каком портрете?

Снова я рассказал всё ту же длинную историю.

Номер Первый слушал с закрытыми глазами, поглаживая свой круглый живот, и только время от времени надувал щёчки и вставлял: «Как интересно! Как интересно! Я никогда об этом ничего не слышал».

Когда же я кончил, он несколько секунд сидел неподвижно, всё так же с закрытыми глазами и надутыми щёчками.

— В угловой башне кремля, — таинственно начал он, — хранится разное старьё из дворца Загвоздецких — ящиков двадцать писем и документов из их архива. Вы ещё спать будете, а я завтра утречком раненько в кремль побегу, запрусь в башне и кое-какие документики ещё разок почитаю.

— Значит, с утра вы запрётесь в башне? — испытующе переспросил его Витя Большой. — А можно мне с вами?

— К сожалению, маленьких туда не пускают.

Витя Большой даже побледнел…

— Не могу, не обижайся, дорогой, это категорически запрещено, молодой человек. Там кирпичи на потолке едва держатся. Есть у меня насчёт портрета кое-какие догадочки, только я вам о них перед самым вашим обратным походом скажу. А теперь слушайте…

Старичок уселся поудобнее и начал свой рассказ тихим, воркующим голоском:

— Вот что случилось в нашем городе лет сорок назад.

Однажды в солнечный сентябрьский денёк в углу базарной площади стая грачей и галок бойко клевала рассыпанный овёс. И среди этой стаи любецкие граждане заметили диковинную птицу жёлто-палевого цвета. Птица эта вела себя так, словно она нисколько не отличалась от своих подруг, так же перепархивала с места на место, ссорилась, кричала по-галочьи.

А через три дня и на улицах, и в учреждениях, и особенно в школах только и было разговоров, что о жёлтом чуде.

Утром птицу видели на кремлёвской башне, к вечеру она перелетала за реку и разгуливала по песку, а на следующий день снова обедала на базарной площади и отправлялась ночевать неизвестно куда.

Мальчишки с уроков удирали, из рогаток стреляли, просто кидали камнями. Взрослые готовили сети, ловушки. Все старались выследить, где же она ночует.

Я-то музейный работник. И, конечно, был в первых рядах. Я тотчас же убедился, что птица эта поразительно похожа на ту, что изображена на известном вам натюрморте. Хотелось поймать эту диковину живьём. Целую неделю велась охота. Но тут запротестовали школьные директора. Мальчишки-то совсем от рук отбились — в диктанте у них по пятнадцати ошибок! Пришлось мне взяться за свою мелкокалиберку, и на крыше городского кино я застрелил птицу.

Посмотришь: туловище, голова, клюв, лапки — ну самая обыкновенная галка, только не чёрная, а жёлто-палевая, потемнее — на головке и на спинке, посветлее — на брюшке. И я, и наши охотники, и наши учителя-биологи перелистали орнитологические[2] книги — Брема, Мензбира, Огнева, Бобринского, — но о такой птице не нашли ни слова.