Сорок изыскателей

– Что бы ему фамилию свою дописать… – Номер Первый кончил чтение, сложил тетрадь и сунул рукопись в карман. – Страшное времечко было! – задумчиво сказал он. – Так где же портрет? – воскликнула Люся.

– Мы узнали очень многое, кроме самого главного. Мы не знаем, где портрет и как фамилия художника Егора, – ответил Номер Первый. – А все-таки мы выясним истину до конца! – заключил он, стукнув ладонью по скамейке.

Мы собрались уходить. Ларюша подошел к Люсе:

– Вы останьтесь, пожалуйста.

Люся молча кивнула головой и покраснела. Женя также остался. Ни он, ни Ларюша ни за что не хотели нам показать, как у них получается Люсин портрет.

– Будет готово – покажем, – говорили они.

Ларюша вышел на крыльцо нас провожать.

– Да, я забыл спросить… – Как всегда, самые важные разговоры начинаются после прощания… – Как поживает Номер Четвертый, наш бывший хозяин? Не развел еще голубых георгинов?

– Иван Тихонович-то? – спросил Номер Первый. – Представь себе, Ларюша, пропал он куда-то, понятия не имею. Да, кстати, он ведь тоже Нашивочников.

– Нашла! – Соня завизжала на всю улицу и кинулась ко мне. – Нашла! Это наш сердитый Нашивочников!

И я вспомнил:

– Ну конечно, он! Я его знаю!

Под крышей дома нашего хозяина в Золотом Бору прибита дощечка: «Улица Белородничная, дом номер 5, Нашивочников И. Т.».

Номер Первый схватил меня за руку:

– Вы его знаете? Где он сейчас?

– Иван Тихонович, угрюмый, неразговорчивый, волосатый? Вы его тоже знаете? – И я схватил Номера Первого за руку.

– С такими бровищами, с такими усищами и бородищей?.. – показывая руками, кричала Соня.

– Это Номер Четвертый! Изыскатель Номер Четвертый! – От избытка чувств Номер Первый кричал еще громче Сони.

– Гм-гм! – глубокомысленно промычал Ларюша. – Но я никогда не видел у нашего любецкого хозяина портрета. Никогда и разговоров о портрете не было.

– И я у своего не видел, а я был и в комнатах, и в чуланах, и в кладовке, – подтвердил я.

– Так-то он и повесит вам портрет на стену, если только портрет у него! – горячился Номер Первый. – Он его в подвале спрятал, в сундуке за семью замками запечатал. Вот куда Иван Тихонович делся! В Золотом Бору теперь его логово! Голубые георгины еще не вывел? Он с ума сошел с этими георгинами! Знаменитый цветовод! Это из-за георгинов, Ларюша, твой отец прозвал его изыскателем, а какой он изыскатель? Он вроде улитки, запрятался в свою раковину, ни с кем знаться не хотел! Что он там у вас делает? Показывал он вам свой сад? – возбужденно восклицал и спрашивал Номер Первый.

– А действительно, он меня в свой сад никогда не пускал, – растерянно ответил я.

– Я один раз в щелочку сквозь заборчик подглядывала, а он меня прогнал, – пролепетала Соня.

– Никогда никто на свете, – возбужденно рассказывал Номер Первый, – не мог вывести голубые георгины, а он говорит: я выведу. А тут наш завод бутылочный решили перестраивать: новый хрустальный цех возводить. В какую сторону расширять: где целую улицу сносить или где один дом мешает? Участок отвели Ивану Тихоновичу на другом конце города, в два раза лучше прежнего. Нет, не захотел переселяться, жаловался всем и каждому, даже в Москву ездил. Мои георгины, говорит, в мировом масштабе открытие, я этому делу всю жизнь посвятил. Так и уехал из Любца, даже ни с кем не попрощавшись. А оказывается, совсем недалеко перебрался… Вот что! Завтра же в Золотой Бор. Нагрянем к нему в гости.

– Я тоже поеду с вами. Будем вместе искать! – воскликнул Ларюша. Он быстро обернулся к Люсе: – Я там допишу ваш портрет. Хорошо? – тихо спросил он ее.

– Хорошо, – прошептала Люся.

Мы все по очереди пожали руку Ларюше. Я дал ему свой адрес, завтра с утра он явится к нам, а после обеда мы отправимся в Золотой Бор.

Должен сказать: после виденного и слышанного за день у меня голова кружилась и ноги едва двигались. С Номером Первым и Майклом мы покатили на такси домой обедать, а неутомимые изыскатели отправились на троллейбусе и на метро на Выставку достижений народного хозяйства.

Плотно пообедав, улеглись мы с Номером Первым немножко подремать. Проснулся я только к вечеру. Нашего гостя в комнате не было, только Майкл, привязанный к ножке стола, тоскливо поглядывал на меня. Из кухни слышалось отдаленное журчание голосов. Видно, опять оба историка сели на своего любимого конька.

Ребята явились поздно и до такой степени утомленные, что не стали ни обедать, ни чай пить. Они хотели только спать, спать и спать.

Люся и Женя явились еще позднее.

Ночь прошла без всяких приключений.

Утром Тычинка взял меня под руку и шепотом сообщил такую новость, что от удивления я даже зашатался.

– Я спешу на работу: сегодня же беру отпуск и еду с вами в Золотой Бор.

Тычинка, который никогда не ходил ни в кино, ни в театр, потому что «далеко», который двадцать лет никуда из Москвы не выезжал, этот самый благонамеренный, пунктуальный Тычинка вдруг задумал к нам присоединиться!