– Потом, потом, умоляю тебя, немножко подожди! – отмахивался Дед-Мороз.
Далее события развернулись с невероятной быстротой.
Трильби прошмыгнула под нашими ногами и тяпнула Майкла возле хвоста.
Нет, такую обиду наш благородный пес не мог снести. Он бросился на Трильби, та увильнула и подкатилась под стремянку. Майкл прыгнул за ней, Витя Большой, стоявший на самой верхней перекладине, не удержался и вместе с толстенной папкой «Бумаги моего прадеда» полетел вниз. Дама, испуганно вскрикнув, отскочила в сторону, поднос и оба тазика с оглушительным звоном упали, горячая вода разлилась по ковру. А ведь на ковре, рядом с диваном, лежали самые ценнейшие книги.
Дед Мороз охал, бессильно показывая на поток, грозивший погубить библиографические редкости. Майкл с рычанием рвался к Трильби. Витя Большой оттаскивал Майкла, дама спасала Трильби, мы все без толку суетились по комнате.
Вода между тем подобралась к самым книгам…
Люся самоотверженно сорвала с головы цветной шелковый платок и бросилась вытирать лужу. А ведь этот платок был ее гордостью, перед каждым зеркалом она его поправляла.
– Цицерона не замочили? – простонал Дед Мороз.
– Нет, нет, не беспокойтесь.
– А Эссопа?
К счастью, Люся спасла все редкости.
– Девушка, милая, – обратился Дед Мороз к ней, – большое, большое вам спасибо! А что это у вас в руке? – вдруг испуганно спросил он ее.
Люся грустно глядела на свой безнадежно испорченный платок.
Дед Мороз быстро повернулся к даме:
– Сейчас же принеси оба сари. Та удивленно посмотрела на мужа.
– Принеси, прошу тебя, принеси. Дама пожала плечами и вышла.
Все очень быстро успокоились. Лужа была вытерта старыми газетами. Трильби забилась между книжными стопками. Витя Большой крепко ухватил Майкла за ремень.
Вернулась дама с двумя свертками материи и попросила Люсю помочь. Обе они развернули поперек всей комнаты длинные шелковые полотнища. Мы все буквально разинули рты.
Одно было цвета зари, с золотой бахромой, с вышитыми золотом причудливыми узорами. В дрожащей руке Люси оно все переливалось алыми, оранжевыми, желтыми, огненными красками.
Другое было нежно-сиреневое, вышитое серебром. Даже сама сирень не бывает такого нежного оттенка. Только на весеннем небе пред утренней зарей иногда на мгновение можно поймать подобные тона.
– Эти сари, одежда индийских женщин, – подарок моих друзей индусов, – объяснял Дед Мороз. – Девушка, вы спасли мои любимые книги. За это я вам дарю одно сари…
– Что ты! – невольно вырвалось у дамы.
– Не спорь! Все равно они в шкафу без толку лежат. Не спорь, пожалуйста. Иначе не буду принимать твои лекарства. Лучше помоги ей одеться. Девушка, выбирайте.
– Да что вы, что вы! – бормотала оторопевшая Люся.
– Я повторяю – • выбирайте, – настаивал Дед Мороз. Едва дыша, Люся выбрала сиреневое.
Дама завертела Люсю, забинтовала ее с ног до пояса, перебросила материю через плечо.
– Повернитесь еще раз, моя милая. – И сколько мышьяку было в этой фразе дамы.
– Существует тридцать два способа одевания сари, – объяснял старик.
Наконец Люся предстала перед нами, изящная, тоненькая, зардевшаяся от радости.
– Остается только поставить красную точку на лоб, – более чем любезно вставила Магдалина Харитоновна.
Еще в самый разгар переполоха Номер Первый завладел папкой «Бумаги моего прадеда», развязал тесемки и в укромном уголке стал перелистывать пожелтевшие страницы. Сейчас он подошел к Деду Морозу.
– Я вас очень прошу… Для нас это так важно! – От волнения он чуть не плакал. – Пожалуйста, дайте нам на время эту рукопись.
– Вы хотите взять папку с собой?
– Мы вам, честное слово, скоро вернем. Мы ее будем беречь, – умолял Номер Первый.
– Ну, берите, под вашу личную ответственность. Только осторожней обращайтесь. Вернете, когда… когда все найдёте.
Наконец мы ушли, провожаемые милой и доброжелательной улыбкой Деда Мороза и не особенно дружелюбным взглядом его сердитой супруги.
Номер Первый нес под мышкой драгоценную папку. Люся несла завернутое в газету сари. Мы все удивлялись: из шестиметрового куска материи сверток получился размером с белую булку средней величины.
Где же нам устроиться читать рукопись вслух? На сквере, что на площади Восстания? Да там каждая лавочка занята то старичком, то старушкой, то мамашами с малыми детками. Усесться в кружок на травке? Запрещается.
– Пошли в гости к Номеру Шестому, художнику Иллариону, – предложил Номер Первый.
Снова решили идти пешком.
– Нашивочников, Нашивочников, – бормотал я.
Где, когда слышал я эту фамилию? Словно крошечный буравчик ввинчивался в мой лоб. Я шел сзади всех и силился припомнить. Соня шагала в паре с Галей. Ее бровки были нахмурены, она сопела и, видно, тоже припоминала.
Глава девятнадцатая,