Сорок изыскателей

– Ты послушай! – завопил я. – Послезавтра приезжаю, везу очень много варенья и грибов и гостей везу, но не очень много… юных пионеров…

Я замолчал, прислушиваясь. В трубке так неприятно затрещало, словно мне в ухо заползла гусеница, и жена ответила что-то вроде «трум-тум-тум», а потом спросила: «Сколько?» Но чего сколько – грибов, варенья или пионеров, – я не понял и потому выдумал самый фантастический ответ на все возможные варианты вопросов:

– Варенья – десять банок, грибов – пять корзин, а ребят… ребят… – Я силился подсчитать: да, да, Галя отправится к своим родителям, захватит обоих дядюшек. Верно, и у других есть в Москве родные… – Человек двенадцать пионеров с двумя руководительницами. Хорошо? – закричал я.

А в телефоне снова невыносимо затрещало, и на этот раз уже не из колодца, а из бездонной шахты я услышал сперва «спасибо», а через некоторое время – «пожалуйста».

– Что – спасибо? Что – пожалуйста? – завопил я. Трум-тум-тум!.. И деревянный голос телефонистки:

– Заканчивайте разговор, пять минут истекло. Я положил трубку.

– Ну что? – нетерпеливо спросили все трое.

– Жена сказала: «За грибы и варенье – спасибо, и вообще… – не совсем уверенно добавил я, – пожалуйста, буду рада».

– Ну вот и прекрасно! – улыбнулась Елена Ивановна. – Какая ваша жена милая, отзывчивая женщина!

– Магдалина Харитоновна! – воскликнула Люся. – Действуйте! Вы – на своем фронте, я – на своем. Договоримся: к четырем часам утра ребята – к вам на квартиру с фруктами и ягодами. Доктор, а вы – с корзиной с Соней. Магдалина Харитоновна, вы варите варенье, а мы – в атаку на грибы.

– Только, пожалуйста, не так уж много, – попросил я. Но на мою просьбу, кажется, никто не обратил внимания. Я возвращался домой вместе с Люсей.

– Доктор, – спросила она, – а вы не боитесь? Мы не помешаем вашему Мише готовиться к экзаменам?

Я схватился за голову. Как я мог забыть, что в эти дни решается судьба моего сына?! «А хорошо ли я услышал мамин ответ?» – с ужасом усомнился я. Но отступать было уже поздно.

* * *

За буйной сиреневой зарослью в тихоньком переулочке спрятался домик Магдалины Харитоновны. Восходящее солнце сотнями тонких косых лучей пронизывало кусты. Пар поднимался от мокрой железной крыши, алмазики росы блестели в листочках манжеток, на метелках мятлика, на колосках пырея…

Еще не было и четырех утра, когда я и Соня, в шароварах и куртках, невыспавшиеся, взъерошенные, дрожащие от холода, подошли с двумя пустыми плетеными корзинками и с увесистыми мешками сахарного песку.

Магдалина Харитоновна, важная, надменная, варила на крыльце варенье. Она сдвинула вместе три керосинки и поставила на них огромный, ослепительно блестевший медный таз, напоминавший щит римского легионера. Как древнеримская жрица, она священнодействовала; тоненькие струйки пара поднимались над «треножником», запах был божественный, ни с чем не сравнимый.

Увидев меня, она милостиво разрешила мне подняться на крыльцо и заглянуть в розовую жидкость, клокотавшую в тазу. Соня получила столовую ложку пенки.

– Слива ренклод, своего сада, – гордо объявила Магдалина Харитоновна. – Давайте скорее сахар. Учтите, килограмм шестьсот граммов я положила своего, потом рассчитаемся.

Стали подходить мальчики и девочки, такие же заспанные, в такой же походной форме, как и мы, с такими же корзинками. Но их корзинки были совсем не пустые.

Каждый, когда подходил, улыбался, говорил приветливое «здрасте» и отдавал корзину Магдалине Харитоновне, стоявшей на верхней ступеньке. На самое крыльцо она не пускала никого.

Напрасно я сказал, что мне нужно варенье. Мне просто сделалось неудобно. В корзинах ребят были самые разнообразные фрукты и ягоды. Видно, сегодня до рассвета сорвал Витя Перец эти еще влажные светло-восковые, с красными прожилками яблоки. Такие же свежие, нетронутые были мелкие темно-пунцовые яблоки близнецов. Витя Большой явился с целой корзиной крупной, как вишня, черной смородины. Володя притащил сливовую падалицу, уже начавшую гнить, с живыми муравьями.

Магдалина Харитоновна, стоя на крыльце, принимала корзины, нюхала, трясла, хмурилась или улыбалась и сортировала продукцию, а через минуту поворачивалась к нам спиной и помешивала священное снадобье. Подошла запыхавшаяся Люся с чудесной оранжево-полосатой дыней.

– Здравствуйте, ребята! Здравствуйте, доктор! Это лично вам, – шепнула она. – Все в сборе? Стройся!

С палками и пустыми корзинами мы отправились за грибами. Километров через пять подошли к лесу. Белые стволы берез от самой опушки уходили в нескончаемую глубину леса. Мы свернули с тропинки и по мокрой от росы траве приблизились к березам.

– Нашел! – на весь лес крикнул Витя Перец и поднял руку с двумя маленькими, на толстых ножках оранжевоголовыми подосиновиками.

Все бросились к нему и окружили его.

– Условились, – скомандовала Люся, – ни подберезовиков, ни подосиновиков не брать! Только белые!

Эти два грибочка были прехорошенькие. И все же Перец без сожаления нанизал их на палочку и забросил за макушки деревьев.

– Кажется, белый, – радостно прошептала Галя.