Сорок дней спустя

Но все равно слишком многое против обитателей убежища. На первом месте, конечно, климат, на втором – человеческий фактор и только на третьем – поражающие факторы ядерного оружия. С последними, слава богу, теперь было меньше проблем. На всей территории области ядерная опасность почти миновала. Облака уносило прочь: судя по розе ветров, от Новосибирска они успели умчаться далеко на юг и рассеяться над Алтаем и Казахстаном.

В целом Западной Сибири повезло. Дувший почти беспрерывно северный ветер и огромные расстояния между городами благоволили уцелевшим. С запада заразы можно было не опасаться – все большие города Урала и европейской части страны находились далеко. Новосибирской области посчастливилось не иметь на своей территории почти никаких первоочередных целей. Единственная часть РВСН в Пашино после памятной «реформы» Стрельцова стала учебной, хотя враги могли и подстраховаться. Но даже если вместо пары крылатых «Фастхоуков» (или старых «Томагавков») по корпусам они сбросили туда еще один сюрприз, в масштабах сельского в целом региона это был мизер.

Даже потом, когда Штаты применили все, что у них было, там не видели смысла выжигать эти просторы дотла. По сравнению с соседним Кузбассом плотность населения тут была куда ниже. Швырнули по паре десяти-, стокилотонных по главным промышленным центрам, и будь здоров.

Здесь, в Академгородке, радиация доставляла все меньше проблем: уровень заражения стабильно падал. Похоже, супостаты применяли бомбы в основном для воздушных взрывов. От них дряни на порядок меньше, а радиус поражения, наоборот, выше. Люди мрут, инфраструктура и ценные объекты экономики рушатся, пользы от «зачищенной» страны немного – зато есть гарантия, что на родном берегу радиоактивный дождик не выпадет.

Единственными исключениями были центр и север Новосибирска. Там до сих пор сохранялись опасные уровни радиации. Демьянов грешил на один известный химкомбинат, производивший ядерное топливо для АЭС. Должно быть, накопили на складе большой запас, который должны были отправить на недавно пущенную станцию в Северске.

Но даже там можно было прогуляться и по лунному ландшафту эпицентра, если возникнет желание. С риском для здоровья, но не для жизни, если недолго. При условии, что погодка не подкачает.

Демьянов представил, как выглядела бы метеосводка последнего синоптика на Земле: «Устойчивая облачность, ветер северо-западный 15–19 м/с, до 50 м/с в порывах, температура воздуха днем минус 36–41 °C, ночью минус 43–48 °C».

Майор никогда не верил предсказателям погоды. Он вспомнил барометр, который распорядился разместить на наблюдательном посту на поверхности. Кто-то из ученой братии высказал дельную мысль: мол, отслеживание динамики атмосферного давления поможет лучше планировать вылазки и предугадывать приближение ураганов… Затея провалилась – никакой системы в поведении ветров не обнаружилось. Они приходили тогда, когда их меньше всего ждали, принося массу проблем.

Но барометр какое-то время висел. И если б Демьянов не был занят текущими вопросами, он бы заметил, что стрелка почти всегда смещена влево по отношению к нормальным 650 миллиметрам ртутного столба. Среднее давление упало почти на семьдесят. Если б заметил, то не спрашивал бы себя, почему в последние дни ему так тяжело дышать. Майор списывал это на гипертонию и ишемическую болезнь сердца, но прав он был только наполовину.

На самом деле страдал не он один.

Земля потеряла почти десятую часть кислорода, поглощенного в процессах горения и гниения. Над всей Евразией кружились гигантские циклоны – их движение напоминало катание бильярдных шаров после удара кием. Такие же области пониженного давления, хотя и меньшим числом, клубились над Северной Америкой. Они то собирались в стаи, то отталкивались друг от друга, из космоса напоминая гигантские воронки. Эти пылесосы Всевышнего захватывали молекулы воздуха и переносили их на такую высоту, где ослабевало земное притяжение, и они рассеивались в безвоздушном пространстве. В первые сутки, в дни Великого пожара, эти «пылесосы» вытягивали из атмосферы кислород миллиардами кубометров в секунду. Потеря была невосполнимой, потому что царство растений понесло страшные потери от огня и температурного шока. Сгорело дотла не меньше двадцати процентов лесов. Но даже те, что не сгорели и не замерзли, на время прекратили вырабатывать кислород. К сороковому дню продолжали фотосинтез только океанские водоросли в высоких широтах, где облачный покров был не таким плотным.

Высокогорные деревни и города вроде Мехико и швейцарского Давоса вымерли не от радиации или холода. Жизнь покинула их, потому что на высоте больше километра над уровнем моря стало невозможно дышать.