Сорок бочек арестантов

— Ну что? — спросил жену Мошкин-сапожник, когда на следующий вечер вернулась домой. Отреставрированная обувь на ней была по-прежнему идеально черной.

— Что-что? Сорвал рабочий день нашему отделу.

С мороза Тамара примчалась в верблюжье-собачьих, цвета индийской ваксы валенках на работу, разместилась в своем углу, и через десять минут сапожная вонь густо ударила в сотрудников. Даже те, у кого обоняние было забито насморком, начали задыхаться от газовой атаки.

Коллеги закрутили носами — откуда амбра прет? И как по команде бросились искать источник отравления атмосферы труда. Как-никак не казарма — кирзой благоухать.

Все углы обшарили, мебель перетрясли — нет причины отвратного запаха.

В сторону Мошкиной посмотрят, вроде оттуда тянет. И только плечами пожмут. На молодой женщине валенки. Не та обувь, чтобы солдатский вонизм испускать. И окно не откроешь, без того в помещении тепла каких-то 12 градусов. В пальто сидеть приходится. Только что без варежек.

Целый день сотрудники поминутно выскакивали в коридор за свежим кислородом. Какая уж тут производительность…

Но и это еще не точка в случае с «Данилой»-сапожником. Ее теща поставила, принеся обещанное шампанское.

— Совсем никудышняя стала, — пожаловалась, вручая презент зятю. — Хоть ты что делай — ноги день ото дня мерзлячее. В неподшитых катанках меньше зябли. Помру, видать, скоро.

Тамара вонзила в мужа испепеляющий взор, но удержалась пояснять маме: не здоровье изменилось в смертельную сторону, а толщина обуви.

Зверский взгляд не испоганил Мошкину аппетит.

«Больше бы таких „камней на шее“, — самокритично подумал, — из всякой безнадеги выход найду».

И выпил по данному поводу три фужера подряд. Не стал ждать Нового года. Шампанское шло как по маслу…

АРМЯНСКИЕ ЭКЗОТИКИ

На этот раз Коку Патифонова подвела страстишка: оказавшись у водоема — непременно лезть в оный с целью омовения. Спокон веку гнездились внутри Николая Петровича гены водоплавания, не давали спокойно посидеть на берегу. Приказывали: «Ныряй», — несмотря на холод и отсутствие санитарной чистоты.

Та давняя, еще в советские времена, командировка в Ереван носила прогулочный характер. Не требовала напрягать инженерные мозги и аппарат конструкторского мышления. В действие шла одна лишь мышечная энергия.

Коку с Мошкиным снарядили доставить в столицу Армении ящик с прибором. Сопроводить его в пути авиационном, сдать груз заказчику и — гуляй. За это начальник давал 3 дня на «разграбление достопримечательностей Еревана».

Друзей в те края судьба не забрасывала, хотелось поглазеть на армяно-кавказскую экзотику.

Началась она в гостинице, где Кока, зайдя в номер, обнаружил, что простыня на отведенной ему кровати не первой свежести. Невинность полотна кто-то накануне уже нарушал боками. Явно читалось отсутствие девственности. Однако кастелянша восприняла Кокины претензии как личное оскорбление:

— Зачэм, без совести ваша лица, не шистый? Где пешком кто спал? Ботинка и сапог на обгоняжки бегал? Все шистенько!

Ворча, достала другой комплект. Хотя гарантий, на нем никто накануне не почивал, Кока бы не дал. Может, вприпрыжку в обуви и не отдыхал, но в более спокойном виде — вполне. Только, как говорится, в чужой монастырь со своим уставом не суйся.

Попытались друзья еще раз сунуться. В Омске их предупредили: такое финансовое понятие, как сдача, в тех благодатных краях отсутствует. По принципу, что лишнее на прилавок попало, то пропало. Мошкин, считая себя мужиком с головой, решил перехитрить местный торговый колорит. Бутылка армянского коньяка 13 рублей стоит. Дал тика в тику 13. На что продавец говорит:

— У тэбя три рубла есть?

— Есть, — без задней мысли Мошкин протягивает.

Продавец навстречу бутылку вручает.

— А три рубля сдачи? — Мошкин напомнил.

— Какой такой сдачи?

— Цена 13 написано, я 16 дал.

— Нэт, это вчера был 13, сегодня — 16.

Подпортил друзьям вечер за коньяком.

На следующий день Кока с Мошкиным поехали «грабить» водные достопримечательности Севана. Менее, чем Кока, подверженный амфибиозной наследственностью, Мошкин, тем не менее, не сопротивлялся. Июнь, жара несусветная, тянуло не в музей, а подальше от него.

И опять экзотика произошла. На этот раз с автобусом. Купили на автовокзале билеты на Севан, едут. Вот озеро вдали нарисовалось. А вблизи — группа местных жителей на обочине. Останавливают общественный транспорт. Что-то водителю «гыр-гыр-гыр». И шумно садятся в автобус, который круто меняет направление следования. Мошкин покрутил головой минут пять, побежал к водителю.

— На Севан когда приедем? — поинтересовался.

— Нэ едэм!

— Как нэ едэм? — Мошкин от неожиданности заговорил по-армянски.

— Нэ едэм! — подтвердили только что севшие местные жители. — Дорога нэт!

В автобусе было три хохла, такие же ротозеи экзотик, как наши друзья.

— Останавливай! — кричат. — Нам на Севан!

— Мы заплатили за билеты! — завозмущался Кока. — Куда дорога девалась? На автовокзале была.

Местные ничего не знают. «Нэт!»— и баста.

Пришлось выходить со своим уставом из чужого монастыря и добираться самостоятельно.