Читаем Сорок бочек арестантов полностью

Жалел Витя сестру и любил. Очень ждал на юбилей. И мечтал грибами накормить. За время, что в Америке жила, поди совсем забыла вкус…

…В тот раз километров на 8 углубился Витя в тайгу. Августовское солнце с утра куролесило по чистому небу. И так все лето. Будто пустыня Сахара, а не Сибирь-матушка…

А какие в пустыне грибы? Попались за два часа три обабка и пару сыроежек. Витя уже собрался плюнуть на пустопорожнее занятие, но вдруг как в сказке… По щучьему велению, по моему хотению грибов видимо-невидимо…

У Вити руки затряслись… В многолетней грибной практике встречал такое. Заросли папоротника раздвигаешь, и в них стоят родимые… Тут тоже сунулся в папоротник и будто в машине времени в другой год перенесся. Опята рядами… Витя раскрыл нож, который ржавел в кармане все лето, и пошел косить…

«Есть справедливость, — радовался удаче, — не зря столько раз мотался. Угощу Алку опятами, — думал, лазая на четвереньках по зарослям. — Только бы приехала».

В Америку Алка улетела после истории с иномаркой. По величайшему блату подруга устроила работу нянечкой-поваром-уборщицей-садовником в американской семье. Писем Алка не писала, но звонила дочери.

Хотя Валентина рассказывала, что мать живет с хозяевами в двухэтажном доме, Витя представлял ее в темной каморке под крышей небоскреба. Город только из окна видит, а так не разгибая спины, не выходя на улицу, пашет на американцев. Не верил Валентине, когда та говорила, что мать может полчаса болтать с Россией по телефону.

«Вранье! Это какие деньги за переговоры, что через океан идут, платить надо?».

«Хоть бы на билеты накопила, — думал, лихорадочно срезая опята. — И не поможешь! Эх, жизнь-жестянка!»

Корзина была почти полной, когда раздвинул листву древнейшего растения и… Забыл о грибах… Свежих и маринованных…

В упор смотрел из папоротника медведь. Пусть не из огромных и страшных. Но и не медвежонок. Пестун.

Витя к медвежатникам не относился. Даже ружья дома не имелось. Но в таежном районе жил, знал от сведущих людей — пестун не нападет с целью задрать. Зато позабавиться хлебом не корми. Может до смерти, играючи в кошки-мышки, замучить человека.

Витя не был расположен к мышиной роли, дал задний ход из грибных мест.

Дальше жуткий провал в памяти. Бездонная пропасть.

Вот папоротник, вот грибы, вот пестун… Это помнит до мелочей. Пенек осиновый в опятах, белое пятно на груди медведя, и вдруг… сразу деревня, дом родной. Тогда как согласно географии между событиями 8 километров лесной дороги, поля, покосы, мосток через речушку. И не на мотоцикле преодолел расстояние. Когда там было заводить? Бегом через провал в памяти несся.

— Ты че, обливался? — спросила жена, когда Витя влетел в дом.

Рубаха была, хоть выжимай.

— Ага, — пришел в себя грибник.

— Опять впустую ездил? Неймется тебе! Белье бы лучше погладил.

Витя посмотрел в корзину и согласился.

На дне грустно лежали четыре опенка.

Но ручку корзины сжимал так, что пальцы пришлось другой рукой разгибать.

— Валька письмо прислала, — сказала жена, — Алка к тебе на юбилей с американским мужем прилетит. И будут Вальке квартиру покупать. Заработала Алка долларов.

— Молодец! — обрадовался Витя. — Надо обязательно опят намариновать.

И, прихватив топор для самообороны от медведя, побежал собирать рассыпанные грибы, дорезать растущие. Часть планировал отварить и в морозильник сунуть. Алке с мужем сделать жареху с картошечкой. Американец, поди, в жизни такую вкусноту не пробовал. Часть замариновать. На все хватит.

Но…

— Сволочи! — добежал Витя до папоротника.

— Сволочи! — облазил заросли до миллиметра.

— Сволочи! — по инерции ругался у мотоцикла.

В последнем случае зря. Мотоцикл стоял в целости и сохранности.

Грибов ни на дороге, ни оставленных на корню по причине медведя не нашел.

«Ну, гады! — грозил кулаком тайге. — Ну, жулье! Чтоб вам подавиться ими!»

Успокоившись немного, Витя закурил, и тут же опять выбило из седла: «Муж у Алки не черный случайно? Ей хоть кто может мозги запудрить!»

«Засмеют мужики! — не на шутку разволновался от расового предположения. — Сунайкин вместо пчел негров взялся разводить».

Витя вскочил на мотоцикл и помчался в деревню звонить Валентине насчет масти отчима. Негров только в родове не хватало. И пусть срочно предупредит мать, чтобы деньги квартирные от нового мужа прятала… Черные, говорят, воровитые…

<p>САЙГАК НА КОЛЁСАХ</p><p>ОСЕННЯЯ СОНАТА</p>

«Дождалась на старости лет, — думала, сидя на корточках за сараем, Галка Рыбась. — Отродясь таких слов не говорил. Испугался, что потолок поехал!»

— Звездочка моя единственная! — вонзал в холодный ветер любовный призыв муж. — Счастье мое! Ягодка! Где ты? Отзовись!

«Счастье» мучилось за сараем.

…Начиналось все очень даже славно.

Галка с мужем Борыской в воскресенье двинули на дачу за картошкой. В автобусе встретили соседа Ивана Францева. Их участки впритык стоят.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адриан Моул: Годы прострации
Адриан Моул: Годы прострации

Адриан Моул возвращается! Годы идут, но время не властно над любимым героем Британии. Он все так же скрупулезно ведет дневник своей необыкновенно заурядной жизни, и все так же беды обступают его со всех сторон. Но Адриан Моул — твердый орешек, и судьбе не расколоть его ударами, сколько бы она ни старалась. Уже пятый год (после событий, описанных в предыдущем томе дневниковой саги — «Адриан Моул и оружие массового поражения») Адриан живет со своей женой Георгиной в Свинарне — экологически безупречном доме, возведенном из руин бывших свинарников. Он все так же работает в респектабельном книжном магазине и все так же осуждает своих сумасшедших родителей. А жизнь вокруг бьет ключом: борьба с глобализмом обостряется, гаджеты отвоевывают у людей жизненное пространство, вовсю бушует экономический кризис. И Адриан фиксирует течение времени в своих дневниках, которые уже стали литературной классикой. Адриан разбирается со своими женщинами и детьми, пишет великую пьесу, отважно сражается с медицинскими проблемами, заново влюбляется в любовь своего детства. Новый том «Дневников Адриана Моула» — чудесный подарок всем, кто давно полюбил этого обаятельного и нелепого героя.

Сью Таунсенд

Юмор / Юмористическая проза