Сорок 2 дня (ЛП)

— Ох! — это точно было после того, как мать Виктории подошла ко мне в парке. Может это всего лишь совпадение, что я так поспешно должна отправиться в Венецию? Слова матери Виктории отчетливо крутятся в моей голове: «Не доверяйте никому». Возможно, это наивно и не оправдано с моей стороны, но я не боюсь. Я верю Блейку, когда он просил довериться ему, потому что делает все, что в моих же интересах. И я до сих пор верю ему.

Обхватив меня за талию чуть выше синяков, и внимательно наблюдая за моим выражением лица, Блейк осторожно опускает меня на свой пульсирующий член. Его челюсть крепко сжата и напряжена, потому что я чувствую, что он переживает, не причинит ли мне боль, но я настолько мокрая, и готовая, впустить его, что он легко скользит в меня, заполняя и открывая. Ему очень комфортно находится внутри меня, и он входит гораздо глубже, растягивая опухшее отверстие. У меня невольно вылетает крик от боли, и чувствую, как его руки поднимают меня, освобождая его член.

— Господи, Лана. Не торопись, — выдыхает он.

Но теперь, когда первая вспышка боли прошла, я хочу его внутри себя. Я хочу забыть о Кроносе и Виктории и обо всех непонятных вещах, которые пока еще не укладываются у меня в голове, и чтобы осуществить это, нет лучшего способа. Я кладу руки по обе стороны от него и медленно опускаю свою пульсирующую, жаждущую киску вниз, пока синяки на моих ягодицах не соприкасаются с его бедрами. Я медленно двигаюсь вверх. Эта изысканная боль становится удовольствием, я жаждала этого в течение всего дня. На этот раз я опускаюсь вниз чуть быстрее. Моя исходящая соками киска замирает на мгновение, от того, что его член касается ее своим кончиком, затем опускаюсь вниз слишком быстро. Я опять невольно кричу, он пытается меня остановить.

Я отрицательно качаю головой и говорю:

— Нет, все хорошо. Я хочу опуститься на него.

Он усиливает хватку вокруг моей талии.

— Нет. Для тебя достаточно уже боли, — твердо говорит он, и мягко перекатывает меня на спину. Он покрывает все мое тело поцелуями, пока я не чувствую себя, полностью одуревшей. И когда я кончаю, то ощущаю себя, словно я лежу в пруду и солнечный свет настолько белый и чистый, что просто невозможно смотреть на него. И кто-то подходит и бросает камень в самый центр, и круги, сверкающие рябью, расходится все дальше и дальше.

16.

Я стою на носу черной гондолы, которая пересекает Большой канал, показывая окружающую роскошь и величие белых куполов церквей в ярком солнечном свете. Потрясающие декорации и потрясающее величие. Мимо нас проплывает гондола, одетая в траурные тона. Я вздрагиваю и дотрагиваюсь до голубой ленты, которой Блейк перевязал мои волосы. В этом городе даже упадок и смерть — прекрасны. обветшалые дома стоят рядом с великолепными палацами.

Блейк заставляет сделать остановку на Пьяцца Сан-Марко, и пока мы движемся по каналу сильной рукой опускает меня назад, на сиденье. Он одет в черную джинсовую рубашку с закатанными рукавами, синие джинсы, и кажется на голову выше, чем большинство местных жителей, и естественно, при этом выглядит чертовски сексуальным в темных солнцезащитных очках, не позволяющим мне видеть его глаза. Я смотрю на него с каким-то чувством трепета, до конца не веря, что он находится со мной рядом в этом городе. Он помогает мне выбраться из гондолы и не отпускает мою руку, пока мы идем к пиццерии.

Я сразу же влюбляюсь в немыслимое количество арок, окружающих невероятно красивую площадь. В множество голубей, которые ночуют на величественных крышах и дружелюбно слетают вниз к туристам, сжимающим в своих руках путеводители и камеры. Голуби порхают вокруг и заставляют меня улыбнуться.

Мы останавливаемся выпить кофе. Официант приносит печенье вместе с горячими чашками, от который исходит волшебный аромат. Блейк водружает свои солнцезащитные очки на голову, вытягивает длинные ноги перед собой, и, закрыв глаза поднимает лицо к солнцу. Я макаю бискотти в мой капучино, и наблюдаю, как поднимается кофе в чашке и бока печенья начинают размокать и обрушиваться вниз.

— Вода пожирает город живьем, — говорю я.

Блейк переводит на меня взгляд.

— Он с удовольствием покоряется потоку, так сказать, добровольное завершение жизненного процесса. Так же и я поглотил тебя в первую ночь, когда положил на тебя глаз.

Мгновение мы внимательно смотрим друг на друга, и я просто не могу отвести глаза в сторону и шепчу:

— Но что будет после 42 дней?

Что-то непонятное мелькает в его глазах. Боль? Печаль или тоска?

— Я не хочу врать тебе. Правда, я не знаю. Мощные силы вступили в игру, как и ожидалось они обладают способностью объединяться в своей беспощадности и переделывать мир по своему образу и подобию. И я — часть этого образа и подобия.

Я хмурюсь, сплошные загадки. Что он имеет в виду? Какие силы?