Сорок 2 дня (ЛП)

Я ужасно краснею, и Антон ускользает с впечатляющей скоростью, хотя по нему не скажешь, что он так быстро может передвигаться. Другой официант с бесстрастным лицом, как его научили, полный профессионализма, подходит со счетом. Блейк подписывает его, подымается из кресла и подходит ко мне. Я встаю вслед за ним, и он уводит меня из ресторана. Мы не дотрагиваемся друг до друга за исключением его руки, лежащей у меня на пояснице, показывая что именно он обладает данной собственностью, наверное, так мужья держат своих жен.

В машине никто из нас не произносит ни слова, но каждая клеточка моего тела реагирует на его близость. У меня настолько сильное желание к нему, что я крепко сжимаю руки в кулаки, и чувствую уже пульсирующую боль между своих ног. Фактически, желание настолько высоко, что чуть ли не доходит до отчаяния. Я украдкой смотрю на него. Его взгляд направлен вперед, скулы застыли, словно выточенные из камня, но, вена у горла пульсирует, словно бомба замедленного действия. Я знаю, это тиканье. Оно сообщает мне, что он с трудом сдерживается, так сильно и глубоко он хочет меня трахнуть. Похоже, что он хорошо и по-настоящему глубоко застревает в своем порочном романе.

— Что случилось со всей одеждой, которую я оставила? — спрашиваю я в лифте.

— Ты говоришь о прошлом сезоне моды? Что насчет людей, которых ты оставила, Лана? Почему бы тебе не узнать о них? Обо мне, например.

— Как дела, Блейк?

— Тебе предстоит об этом узнать, — отвечает он с неприятной усмешкой.

9.

Я слышу мягкий, глухой щелчок закрывшейся двери позади меня, и поворачиваюсь к нему лицом. Он стоит там, высокий, темный и еле сдерживающийся от сексуального напряжения. Боже! Как я хочу этого мужчину. Резкий звук вырывается из его горла. Я узнаю его, это ослепляющее, жизненно необходимое желание. Столько времени прошло с тех пор, когда я слышала этот звук и он заставляет мои ноги прирасти к полу. Он резко тянет меня к себе, и я всем телом просто впечатываюсь в него.

У меня создается впечатление, что я врезаюсь в неподвижную скалу. Он может сломаться, но никогда не согнется, но я могу. Мои бедра со всего размаха впечатываются в его, и я ощущаю огромную и горячую эрекцию, упирающуюся мне прямо в живот, и своей готовностью она пробуждает огромного зверя внутри меня. Жадного и беспощадного. Этот зверь хочет большего, хочет все, чем Блейк обладает, и хочет прямо сейчас. Опьяненная тлеющем огнем в его глазах, я кладу руки ему на грудь и обвиваю вокруг шеи, но он с целенаправленно убирает их, заводя мне за спину, его хватка на моих запястьях, словно прочные наручники.

Совершенно сознательно он держит меня подальше от себя, не позволяя дотрагиваться, и позволяет своим полуприкрытым глазам путешествовать по моему открытому рту, моей желающей его прикосновений груди, выпяченной в его направлении, и вниз по моему телу, к моим ногам. Его глаза снова встречаются с моими. Я невероятно возбуждена, и он это видит.

— Я имел полдюжины фантазий, которые представлял себе, когда ты будешь голой. Сексуальное подчинение — одна из них, — говорит он, выдергивая шпильки из моих волос и швыряя их на пол. Ничем не сдерживаемые волосы падают мне на плечи.

— Моя прекрасная, шлюха. Однажды я был добр к тебе, но ты ударила меня, когда я лежал и теперь ты получишь то, что заслужила.

Без предупреждения он хватается двумя руками за высокий воротник моего потрясающего платья и разрывает его на две половинки. Я пытаюсь удержать рваные концы моего испорченного платья, соединить их вместе, и смотрю на него глазами полного шока.

Он смотрит на меня сверху вниз, тяжело дыша. Несгибаемый, и холодный, как лед. Мои мысли пребывают в невероятном хаосе, похоже я недооценила степень его ярости. Под напускным спокойствием, в нем кипела эта бешенная ярость на мою двуличность. Мне хочется заплакать из-за бессмысленного разрушения такого прекрасного платья, но на самом деле я слишком шокирована, чтобы плакать.

— Одень только то, что в коробке и приди в спальню, — сухо повелевает он и уходит.

Я замираю на этом месте, в коридоре, слишком ошеломленная, чтобы куда-то двигаться. Я видела свирепое желание, граничащее с жаждой, и необходимую его потребность, теперь же, все, что я вижу — это железный контроль в его напряженных плечах. Он останавливается напротив бара и наливает себе виски. Я беру коробку со столика и иду в ванную.

Я быстро снимаю разорванное платье, и кладу его в хромированное ведерко под раковиной. Когда я закрываю крышку над ним, рыдания вырываются из меня. У меня никогда не было такого прекрасного платья раньше. Оно создавало изгибы и окутывало мою фигуру там, где были выступающие кости, и заставляло чувствовать себя настолько элегантной и утонченной. Перед моими глазами стояли все еще радостно улыбающаяся Флер и мадам Реджина, говорившая своим грубоватым голосом: «Единственное в своем роде. Ты не найдешь еще одного такого же.»