6 февраля 1393 года королева Изабелла устроила бал в честь замужества любимой фрейлины, Катерины де Фастоврин. По обычаю празднеству, организованному для вступающей в брак вдовы, полагалось стать шутовским представлением: с весёлым валянием дурака и непристойными шутками. Карл VI очень любил свою супругу и стремился угождать ей во всём. Втайне от гостей он готовил необычный сюрприз. Королю помогали пятеро молодых придворных: граф де Жуаньи, бастард Ивен де Фуа, Эймар де Пуатье, Ожье де Нантуайе и Гуго де Гисе. Вся шестёрка обрядилась в льняные мешки с налепленными там и сям пучками пеньки и мочала, изображающими шерсть. В качестве клея использовали смолу. Весёлая компания собиралась изобразить пляску дикарей, для чего вооружилась суковатыми дубинами. А чтобы зрители не испугались, «дикари» – все, кроме Карла VI, – были скованы длинной цепью. Когда ряженые ввалились в зал, благоразумная королева Изабелла приказала факельщикам отойти подальше. Очевидно, она сразу поняла, насколько горючими могут быть такие костюмы.
Представление удалась на славу: дамы визжали и ойкали, кавалеры хохотали, отпуская сальные остроты. Все гадали, кто скрывается под масками, так как в полутьме «дикари» были совершенно неузнаваемы. Придворным хотелось получше вглядеться и понять, чья шутка оказалась такой удачной. Но они не решались нарушить приказ Изабеллы. Неожиданно мучимый любопытством Людовик Орлеанский выхватил у слуги факел и поднёс к одному из ряженых, пытаясь вглядеться в лицо. Просмолённый костюм вспыхнул, как политый спиртом хворост. Пламя быстро перепрыгивало с одного «дикаря» на другого. В зале началась паника. Давя друг друга, придворные бросились к выходу. Объятый пламенем бастард де Фуа крикнул: «Спасайте короля!»
Рядом с горящим Карлом оказалась герцогиня Жанна Беррийская[7]. К счастью, она не потеряла головы. Мгновенно догадавшись, что король – единственный свободный от цепи «дикарь», она повалила горящего Карла на пол и юбками сбила огонь. Ещё один из шутников – Нантуайе – сумел спастись, бросившись в чан с водой для мытья посуды. Остальные погибли от ожогов несколько дней спустя.
Король выполз из-под шёлковых юбок практически невредимым, но вид объятых пламенем друзей, их крики и запах горящей плоти оказались слишком сильным ударом для его психики. С тех пор и до самой смерти многомесячные приступы безумия сменялись короткими периодами просветления, после которых всё начиналась снова. В болезненном состоянии король становился агрессивным и злобным, избивал супругу, рвал на себе одежду, колотил посуду, не помнил собственного имени. Во время одного из приступов Карл VI вообразил себя стаканом, и стал громко требовать, чтобы его облачили в латы и не дали разбиться на куски. Бывало, что несчастный сумасшедший отказывался мыться и брить бороду, мочился и испражнялся в нижнее белье, словно маленький ребёнок. Случалось, что он буйствовал по нескольку дней подряд, сопротивляясь всем попыткам лакеев помыть или переодеть свою королевскую особу. Поскольку отобрать у монарха столовые ножи и вилки было немыслимо, слуги входили в комнату больного, надев под платье боевые кирасы.
Снова, как и 13 лет назад, стране пришлось приспосабливаться к жизни без монарха. Среди придворных царило уныние. Заседание королевского совета закончилось грандиозным скандалом. Людовик Орлеанский заявил, что его старший брат больше никогда не сможет управлять страной. Поскольку сыновей у Карл VI нет, корону Франции должен получить его ближайший родственник… Стремительный рывок к вершинам власти закончился плачевно. Против королевского брата выступили оба дяди – герцоги Беррийский и Бургундский. Они напомнили Людовику, что коронация – акт божественный, и отстранить монарха от власти может только смерть. Зато во время отсутствия короля его могут замещать регенты. Это будет вполне законно. А приступ душевной болезни следует трактовать именно как «временное отсутствие», ведь Карл VI может и выздороветь.
Естественно, за место регента тоже разгорелась борьба. Поскольку Жан Беррийский к власти в тот момент не стремился, основными соперниками стали Филипп Бургундский и Людовик Орлеанский. У первого было больше войск, у второго – прав. С самого начала борьбы сказались сильные и слабые черты обоих: Филипп Бургундский был талантливым полководцем и целеустремлённым политиком, зато сильно проигрывал племяннику в хитрости и умении плести интриги. Разгорячённый спором, он готов был уже ввести в Париж верные войска, но Жан Беррийский сумел помирить разбушевавшихся родственников. Конечно же, это была лишь временная отсрочка: оба принца готовились к продолжению борьбы и вербовали союзников. Ссоры в королевской семье естественным образом вели страну к ослаблению центральной власти, вспышкам феодального сепаратизма, междоусобным войнам.
В Англии ситуация была не намного лучше. Финансовые трудности, недовольство горожан, восстания в Ирландии и Уэльсе, бесконечные интриги при дворе и заговоры баронов – всё это делало продолжение войны с Францией опасным и малореальным.