Сопровождающий

Одно прошло единогласно — с зонами особого режима для «зараженных» должно быть покончено. Равно как и с самими «зараженными». Следует признать, что от вируса благополучно излечиваются, реабилитировать эту часть населения и вернуть в правовое поле.

Это был ключевой вопрос, на котором основывалась политическая платформа. Звучало красиво, однако Востров понимал, что делается это для того, чтобы задушить фармацевтический концерн. Вернее, заставить его поделиться доходами.

Вот, кстати. Максиму с самого начала было любопытно, какой интерес в этом во всем Толика. Оказалось до смешного просто. Ему и группировке, которую он представляет, переходит контрольный пакет акций заводов по производству энергетических напитков. Того самого «вкусного» тоника, с биоактивной добавкой. Этот вопрос тоже единогласно решили не освещать вообще. Работает, приносит деньги, вот пусть и дальше работает.

Максим слушал, и хохотал в душе.

Какие-то потуги кого-то там спасти, излечить, избавить мир от скверны? Деньги, и еще раз деньги. И все же, дело с мертвой точки стронулось. Хоть и медленно, и косо.

Люди получат какие-то гражданские права и свободы. Но их же надо будет как-то обеспечивать работой. «Зараженные», которых сейчас используют как дармовое сырье, смогут распоряжаться собой и получат компенсации. Кровь — по-прежнему. Никто не собирался сворачивать производство. Но. Теперь это будет делаться в разумных пределах и добровольно. И, разумеется, за плату.

Важный момент, что из всей этой линейки исключаются дети. Это тоже однозначно. В принципе, если раскрутить умеючи, одного скандала с забором крови у детей в закрытых интернатах хватило бы, чтобы свалить на предстоящих выборах действующее правительство.

— И это целиком и полностью твоя заслуга. Макс, — повернулся к нему Пашнин.

Максим только поморщился. Когда он лез в тот интернат, ему просто надо было вытащить мальчонку. И никакое это было не геройство. А просто…

Ну не лезут люди под пули или в огонь за идею или за политику. Это за своих родных и близких человек из шкуры вывернется. А Бог все сверху видит. И помогает. Потому что больше некому. Впрочем, что это его понесло.

— Так ты точно не передумаешь? Дам тебе одно из ключевых направлений. Будете с Титовым в паре работать.

— Да нет. Спасибо, Михаил Аркадьевич, мне лучше посмертно. Ну и потом. По программе защиты свидетелей. Куда-нибудь в глушь. В деревню.

Пашнин смотрел на него недолго, потом сказал, как отрубил:

— Хорошо.

И повернулся к деятелю от политики, уже начавшему проявлять нетерпение. Надо было дальше решать судьбы мира. А Максу уж тем более было не до того. Он заметил приближающийся автомобиль Титова. А в нем темную макушку Даны и светленькую детскую макушку. И все остальное сразу потеряло значение.

глава 47

Ей казалось, что они едут уже очень долго. И то, что Титов увозит их за город, тоже пугало. Немного. Дана на всякий случай спросила у него еще раз, про Максима, он скосился на нее в зеркало заднего вида и бросил:

— Скоро приедем. Вы встретитесь с ним на месте.

А потом просто молчала, прижимая к себе ребенка. И чем дальше они отъезжали от города, тем ей становилось тревожнее. Мальчик, чувствуя состояние матери, вообще примолк и прижался к ней, как маленький зверек. Худенький, бледненький.

«Ничего», — повторяла она про себя. — «Откормлю, накупаю, наглажу, начищу. Все будет хорошо…»

И озиралась по сторонам, пытаясь понять, куда ее везут. А они давно уже гнали по какой-то незнакомой дороге, и по обе стороны — заброшенные поля, лесопосадки. Старые заброшенные постройки, кое-где остатки сетки Рабица. Большой город вдалеке.

Еще раньше Титов включил радио, оно тихонько жужжало, вещало новости, пело песни на какой-то там волне. Но песни все бестолковые. Попса.

Дана никогда особо не любила попсу. На ее памяти уже и война прошла, и мир разделился на две уродливые половины — на чистых и «зараженных». А песни все те же.

Под тихое жужжание радио пришли разные мысли.

Думала ли она, что так будет? Когда сидела в приемной управления по делам перемещенных и ждала вызова, чтобы получить разрешение посетить интернат, Дана рассчитывала дожить, увидеть Сашеньку. А потом вернуться в зону и умереть. Если только чип не убьет ее раньше. Да она на чип тот согласилась, только потому что считала себя смертницей.

Сколько всего за это короткое время произошло.

Наверное, она очень счастливая женщина.

Радио умолкло. Филипп включил другие, раритетные записи. И Дана затихла, слушая хрипловатый голос певца: