Сопровождающий

Слезы вдруг навернулись на глаза, а сердце затопила теплая волна. Она выдохнула, глядя в окно, и наконец смогла немного расслабиться. А мужчина, закончив возиться с ковриком, одним движением запрыгнул на свое сидение, завел мотор, и они тронулись.

* * *

Стало уже совсем светло, начинался день. И чем дальше отъезжали от блокпоста, тем туман становился реже. Мужчина молча вел машину, а Дана смотрела в окно.

Есть что-то положительное в том, чтобы молчать. Можно полностью отрешиться от того, что рядом и погрузиться в созерцание. За окном поля в дымке, какие-то развалины, которые они огибали по широкой дуге. Следы разрушений. Раны на земле уже затянулись, а вот разгромленные здания, словно памятники, остались.

Чистая зона.

Она невольно пожала плечами.

Когда все стало таким?

Каких-то неполных пять лет, и мир изменился до неузнаваемости. Началось все довольно обычно, локальный военный конфликт. Один из многих, которые постоянно тлели в разных уголках, где сталкивались чьи-то амбиции или денежные интересы. Все настолько привыкли к состоянию перманентной войны на периферии, что уже не воспринимали информацию из новостей. Подумаешь, бомбежка там, теракт в другом месте, заложники, жертвы.

Все это сливалось в единый привычный фон. Не мешало. Люди жили, занимались бизнесом, строили карьеру. Она сама была менеджером, до тридцати строила карьеру, работала, чтобы полностью обеспечить себя. И только когда уже могла с уверенностью смотреть в будущее, решилась родить себе ребенка.

А потом в какой-то момент все просто вышло из под контроля. Разом. Потому что если долго держать палец на красной кнопке, он однажды раз дрогнет.

Война была недолгой, а вот последствия… Последствия оказались непредсказуемы. Помимо разрухи и множества смертей — вирусы. Новые штаммы, мутации старых. В результате облучения ситуация стала хуже в разы.

Никто больше не пытался лечить зараженных, считалось, что зараженные агрессивны и крайне опасны. Первое время были восстания и беспорядки, которые подавлялось вооруженной рукой. Это постепенно сошло на нет, вернее, ушло в подполье и распылилось. Зато всех, у кого обнаружен вирус, теперь насильственно сгоняли в зоны особого режима.

Что именно делало их (ее в частности) опасными, Дана не представляла себе. Слухи ходили разные, некоторые просто чудовищные, однако она отказывалась им верить. А настоящая информация была тщательно засекречена. Категорически запрещалось даже упоминать об этом.

И да, разумеется, официально уже несколько лет велись поиски вакцины, но пока все сводилось к чипированию здоровых. Тех, кого объявили чистыми. Было разработано несколько поколений чипов. Модификация А — тип первого поколения. Был эффективен, но увы, очень короткое время.

А дальше… Дана вздохнула, трогая кончиками пальцев место, куда ей вживили чип, и вгляделась вдаль. На горизонте виднелся город. По иронии судьбы, именно на территории бывших больших городов и были теперь зоны особого режима. Их проще было оцеплять и контролировать.

Она невольно покосилась на мужчину рядом и тут же отвела взгляд.

Черная форма, значит, из этих, привык убивать. Однако Дана заметила, что в отличие от тех, кого она видела у блокпоста, у него не было при себе огнестрельного оружия. Только странной формы длинный нож на поясе. И еще она заметила у него заплечные ножны. Непонятно, правда, для чего они могли предназначаться.

Теперь взгляд случайно задержался на его большой смуглой руке, лежавшей на рычаге коробки передач. За все это время он не сказал ни слова и ни разу не взглянул в ее сторону. Наверное, это было хорошо.

Но не успела она об этом подумать, как мужчина резко остановил машину, так, что ее тряхнуло на сидении и дернуло вперед. Покосился на нее и сказал:

— Выходите.

глава 4

Все это претило ему изначально. Само по себе задание действительно было несложным, всего-то сопроводить женщину до закрытого интерната и обратно. Для опера его уровня — хех! Востров каждый раз мысленно дергался, думая об этом. Отпуск. В чем-то Пашнин был прав.

Но он был неправ в главном! В самом главном, мать его. В гробу он видал все это.

Максима выворачивало.

На эту зараженную он смотреть не мог, душить начинало от неизбывной ненависти к ним ко всем. С другой стороны, он же понимал, что лично эта убогая ни в чем перед ним не виновата. Нет повода ненавидеть лично ее. Она всего лишь задание, работа, пустое место. Ничто.

А повод был.

Огромный повод. Адский.

Она сможет увидеть сына. Он своего сына мог видеть только во сне. Или на кладбище. И в этом была такая дикая несправедливость, что его буквально разрывало от противоречий.

Но это было далеко не все. Сама зараженная.

Ее нужно было постоянно держать в поле зрения, потому Максим и не позволил ей сесть назад. Не терпел, чтобы ему дышали в спину. А когда она сидела рядом, поневоле оттягивала на себя внимание, как то место, которое свербит. Он каждый раз мысленно чертыхался, ловя себя на том, что прислушивается к ней.

И нет у него цельного представления.