Сопроводитель

Я уселся на прекрасный финский унитаз своими противными мокрыми брюками и принялся вертеть в руках абсолютно пустой, а потому никчемный, бокал. Если этой любительнице ночных гостей взбредет в голову указать на ванную комнату, то мне хана. С пятью патронами в стволе я был обречен на медленное умирание. В таком месте, в такой ситуации мне бы больше подошел «Калашников» или пулемет «Максим», но этого добра у меня не было. Впрочем, прежде чем поднимать панику, нужно было дождаться результатов переговоров Анны с визитерами.

Голоса за дверью звучали недолго. Буквально через минуту хозяйка открыла дверь ванной и сообщила:

— Они ушли. Говорят, нашли еще одного охранника. Валялся без сознания около туалета.

— Кошмары какие у вас творятся, — я передернул плечами. — Ужас берет. Налей-ка мне еще такого коктейля. Если не жалко.

Она забрала у меня бокал и, покачивая бедрами, — еще плосковатыми, девическими, но уже с определенной целью, — подошла к своей прикроватной тумбочке и, присев, открыла ее. Выбравшись следом за ней из ванной и встав позади, я заглянул внутрь и присвистнул — хороша заначка! Бутылок десять, фигурных, разноцветных и разномастных, в большинстве своем еще непочатых, стояло там.

— Ого, запасец! — прокомментировал я свой свист. — Слушай, Аня, а много ли у тебя друзей?

— У меня их нету, — просто сказала она.

— Забавно, — сказал я. — Дочка генерала и миллионера в одном лице, и не имеет друзей. Да они к тебе, как мухи к меду, липнуть должны.

— Какие там мухи! — она поднялась, причем оказалось, что в руках у нее два бокала. Один — для меня, второй, получается, для нее, не смотря на несовершеннолетие. Хотя, по большому счету, какая мне разница? Чем бы дитя не тешилось, лишь бы онанизмом на проезжей части не занималось. — Со мной же всюду эти быки ходят. Телохранители. Даже в школу. У кого смелости хватит?

— Тяжелая у тебя жизнь, — посочувствовал я, взяв коктейль и отхлебнув. — Слеза прошибает.

— Зря смеешься, — сказала она, и тоже сделала глоток, причем для дамочки ее размеров весьма солидный. — Папа меня со всех сторон как будто кирпичной стеной огородил. Ни друзей, ни подруг. Нет возможности даже погулять выйти за эту чертову стену. После школы и на выходных так и сижу здесь целыми днями. На каникулы меня, конечно, возят на разные курорты, но этого же мало, правда? Папа готовит меня на юриста. Говорит, хочу я этого или не хочу, стану адвокатом или прокурором. Поэтому и не разрешает ни с кем общаться. Я специально плохие отметки получать начала, а он говорит, что мне это не поможет, потому что место в юридическом он мне уже купил. А ты что — думаешь, если бы мне было с кем общаться, я бы тебя к себе впустила?

Черт его знает, дорогая. Я так не думал. Я вообще ничего не думал, потягивая тридцатиградусную — в смысле спирта — живительную влагу, чувствуя, как распрямляются свернувшиеся в пружину нервные окончания, и кайфуя от этих ощущений. Никак не ожидал, что натурально посреди боя окажусь в уютной домашней обстановке, да еще и в обществе привлекательной милашки, с которой, правда, нечего было ловить. У меня даже — с удивлением обнаружил — основание черепа болеть перестало.

— А почему у тебя брюки мокрые? — спросила она. — Обмочился от страха?

— Нет. Забыл снять, когда ванну принимал.

— Давай поглажу.

Я поперхнулся и закашлялся. Коктейль попал совсем не в то горло, в которое я его направлял. Сказано было, конечно, мило и с полнейшей детской непосредственностью, но я как-то не привык, чтобы вот так, сразу, оголяться до трусов перед малознакомой женщиной. К тому же когда та еще и несовершеннолетняя. И дело не в том, что мне было стыдно — я боялся за неустойчивую девичью психику.

— Да снимай, — подбодрила она. — Что я, мужчин в трусах, что ли, не видела? На пляже их сколько угодно.

Замечание было вполне резонным, но я все же попытался защититься:

— На пляже — плавки. А у меня семейные трусы. Это совсем не то, что у футболистов даже, это хуже. Потому что они в цветочек.

— Ну и что? — удивилась она.

Весьма настойчивая молодая леди. Ну, как ей было отказать? Незаметно припрятав пистолет за валик кресла, я снял штаны и протянул ей, а сам, без спросу налив себе одной водки, устроился в кресле. Впрочем, какая разница? Она разгуливала передо мной в халате, под которым вообще, кажется, ничего не было, и не чувствовала себя при этом ущербной. Почему я должен стесняться? Тем более что во мне к этому моменту сидело уже верных сто граммов водочного эквивалента.

Хозяйка, похоже, тоже чувствовала давление алкогольных паров на свой головной мозг, потому что все время старалась принять позу поэффектнее. Это у нее неплохо получалось. Будь я фотографом, я бы нащелкал фотографий одна другой соблазнительнее. Но я фотографом не был. И соблазняться не собирался. Причины — смотри выше. Пока, во всяком случае, я уверенно держал себя в руках.