Сопротивление материалов

Внезапно Александр представил, каково это — идти в атаку, грудью на сталь, отсюда и больше никуда, только прямо к Создателю, который сияет в вышине с полной правдой и любовью, и с одобрением смотрит на тех, кто готов рискнуть жизнью ради правды. Удивительно, но с каждым шагом сияние разгоралось всё больше и больше, заслоняя собою реальность с развороченной землёй и окопами немцев. Александр уже не шел, а летел напрямую к этому сиянию. Сияние из видения перетекло в звук — на этот раз "Ура" (точнее, последнее "а") получилось звонким, чистым, почти как то сияние Создателя. Что-то похожее получалось у деревенских девушек, когда они в песне с припевом "ох, не надо, ох, не надо/ назначать свидания" долго тянули последний звук "я", переходящий в "а". Только у Александра получилось чище и глубже. Через пару шагов Александр обнаружил, что звук живёт своей жизнью — он звучал даже тогда, когда Веселов не кричал. Удивлённо обернувшись, Веселов понял причину: его "ура" подняло всех солдат одной волной. Они тоже слышали в детстве деревенских девушек, и они тоже чувствовали себя "отсюда и больше никуда". Их "ура" было даже сильнее, чем у Александра.

Удивительно, но пулемётчики даже не стреляли. Наступающие солдаты нашли их валяющимися на дне окопов, немцы мычали и отчаянно зажимали уши. Стволы их пулемётов были погнуты. Остальные немцы — все, кто оказался в зоне слышимости — испугались так, что удирали пятнадцать километров, до следующего рубежа обороны, даже офицеры. На вопросы начальства о причинах поспешного отступления они ничего внятного ответить не смогли, в конце концов отговорились тем, что большевики выпустили на них страшных головорезов с чёрными ножами.

Ножи у Уральского Добровольческого корпуса действительно были чёрными — подарок уральских металлургов, но ничего особенного в них не было — ножи как ножи. Да и люди в корпусе были вполне обычными — корпус формировался из числа рабочих уральских заводов, причём в страшной спешке, его воины даже не прошли обычной солдатской подготовки. Причина успешного наступления была в том, что почти весь корпус благодаря Александру вдруг научился Истинным Звукам. На мощное "ура" корпус взял сразу несколько очень хорошо укреплённых рубежей обороны, за что Александру предъявили обвинение в распространении волшебных умений.

От "горчичника" Александра спасло только то, что специально созванная комиссия решила его простить — волшебники признали, что всё произошло не совсем осознанно, а в момент особого эмоционального подъёма. Александру посоветовали держать эмоции под контролем и отпустили, но страху он натерпелся изрядно.

— Ну ты даешь, — сказал ему Майоров сразу после боя, — тебе только вместе с Ваулиной волшебные песни петь.

Профессор Марадей был в восторге, он специально слетал на фронт и записал "ура" с Истинными Звуками во время одной из атак Уральского корпуса. Очень хвалил Александра, говорил, что давно не слышал таких ясных Истинных Звуков, обещал ставить запись всем следующим наборам.

Во время битвы волшебники обратили внимание на то, советские войска получили несколько очень болезненных внезапных ударов от контратак немцев. Стоило где-нибудь появиться слабому месту, как из ниоткуда тут же возникала танковая часть и наводила погром. Юрген Трескофф клялся, что не имеет к этому отношения, что штабы этих немецких частей не отдавали такого приказа, и даже мало того — что никто из тёмных магов не организовывал этих контрударов, приказ исходил прямо из ставки фюрера. Складывалось такое ощущение, что в ставке фюрера лучше знают тактическую обстановку, чем в воюющей части. Тотальная радиофикация немецких частей позволяла фюреру ставить задачи чуть ли не каждому конкретному взводу. Местные штабы от такого положения ярились и выли — кому понравится, когда самую лучшую часть, на которую у тебя были большие планы, вдруг отбирают и заставляют решать стороннюю задачу, но поделать ничего не могли.

Волшебники иногда отмечали пролёты тёмных магов на мётлах, те, как и волшебники, тоже следили за обстановкой. Но эти тёмные маги, когда нужно было подстроить пакость, обычно действовали иначе — они напрямую командовали близлежащими штабами. Кто шептал фюреру на ушко точную оперативную обстановку — оставалось тайной.