Сопротивление материала

Раньше она не задумывалась, как досталась ей эта квартира – принимала как должное, купалась в родительской любви. Она знала людей, которые здесь жили, здоровалась с ними, встречаясь во дворе или в передней, но никогда не интересовалась, кто они и как живут. Теперь же, держа на руках собственное дитя, впервые подумала о тех, кто родился и вырос в этих стенах и родил здесь собственных детей. Кто строил и благоустраивал этот дом. Кого безжалостно вырвали с корнями – для того, чтобы она, Веруня, отцова любимица, жила так, как она сейчас живёт! Она вспомнила худенького синеглазого мальчика – Ваню, кажется? – которого осиротил её отец и который жил теперь в поварне у Матвеевых. Жил, стараясь не глядеть на её окна – и всё-таки невольно глядя на них в безнадёжной тоске по отцу и матери! Её раздражал этот неподвижный его взгляд, смотревший сквозь неё на что-то, видное только ему, и она задёргивала занавески. А если бы это был её ребёнок? Или даже она сама? Если завтра кто-то донесёт на её отца? – А уж за ним-то водилось немало грешков, о которых Верке было хорошо известно! Хотя не интересовалась его делами, но дурочкой не была и, преследуя свою выгоду, всегда знала, когда у отца водились денежки. Догадывалась и о том, откуда на столе все эти разносолы. Понимала, что не за красивые глаза незнакомые станичники и хуторяне приносят на рассвете корзины перед тем, как везти товар на рынок. А ну как им это надоест, и они донесут куда следует? И в сумерках подъедет к дому «воронок», перевернёт всё вверх дном и увезёт – и отца, и Виктора, и её, Верку…

Тут не отличавшаяся богатым воображением Веруня въяве увидела свою дочку, надрывающуюся от плача в колыбели в пустом разорённом доме – и глухо зарыдала, прижимая ладонь ко рту, чтобы не испугать ребёнка.

Вошла мать.

– Вера! Верушка! Я ж говорила тебе: не ходи! Так и знала, что обидят…

Не отнимая ладони от лица, Верка мотала головой. Слёзы катились по её лицу, стекали по руке. Мать принялась вытирать ей лицо рушником, который держала в руках.

– Давай Танюшку-то! Она уже спит.

Мать приняла ребёнка, отнесла в спальню. Когда она вернулась, Верка уже только всхлипывала. Лицо у неё было – лучше не подходи! Надежда знала, что ничего хорошего это не сулит, – она даже побаивалась Верку в такие моменты. Поэтому молча села на край дивана.

– Ты знала, почему его выгнали с базара? – безжалостно спросила дочь. Когда сердилась, Вера всегда переходила с матерью на «ты».

– Откуда! Он не рассказывал…

– Мама, прекрати, я не маленькая – весь город об этом говорит, и ты хочешь, чтоб я поверила?.. Мама! Посмотри на меня!

Надежда подняла на дочь несчастные глаза – и тут же опустила, не выдержав Веркиного тяжёлого взгляда.

– Мало ли что люди болтают…

– Значит, знала.

Звенящая тишина повисла между ними. Верка хотела – и не находила в себе сил злиться на мать: единственное, в чём можно было её упрекнуть, это всегдашняя покорность мужу. Что с неё возьмёшь?

Но отец! Одно дело брать подношения за определённые услуги. Но отправить на расстрел честных людей, единственная вина которых была в том, что его дочери требовалась квартира, которую они занимали!

– Веруня, тебе надо покушать… – робко произнесла мать.

– Отстань!

– Молоко пропадёт! Хочешь, я тебе сюда принесу? У меня вареники с картошкой…

Неожиданно Верка обнаружила, что и правда очень голодна – совсем как Танька: если сейчас же чего-нибудь не поест, закричит в голос!

– Принеси, – сказала она, не глядя на мать.

5.

Вечером первым пришёл Виктор – Ивахнюк всё чаще засиживался допоздна, работая как приговорённый.

Верка встретила мужа в дверях – её лицо ещё хранило следы слёз – и с порога выпалила:

– Я была сегодня на рынке.

Виктор встревожился: за те три года, что он знал Веру, ему ещё ни разу не приходилось видеть её плачущей. Он протянул руку, чтобы убрать с её лица выбившуюся прядь, но она отвернулась и отошла к окну.

– Что случилось, родная? Кто тебя обидел?

– Никто, – ответила она не оборачиваясь. – Но я узнала, почему мы живём в этой квартире.

Виктор ждал и боялся этой минуты. Впрочем, нет – не ждал: он любил жену страстно и в то же время трезво, прекрасно видя все её недостатки – легкомыслие, эгоизм, упрямство и дух противоречия. Он до последней минуты боялся, что она передумает выходить за него, даже несмотря на беременность. Всю неделю перед свадьбой, стоило ему проснуться, начинало сладко и тревожно колотиться сердце: ещё пять дней, четыре, три… Даже выйдя из загса её законным мужем, когда она продела свою ладонь в его согнутую руку, он так крепко сжал её, что Вера, покосившись, прошептала: «Не бойся, не сбегу!»