Сопротивление

— Привет, — говорю я, почти просовывая свою голову в окно. Чувствую репортёров за своей спиной. Слышу, как они снова и снова выкрикивают моё имя. — Ты кое-что забрал у меня в туалете.

— Уверена? — он старше, чем мне показалось, но это делает его ещё более привлекательным, если это вообще возможно. — И что же это?

«Фиона».

— Моё сердце.

Какая глупая фраза… Но я девушка. Справлюсь со всем.

«Я сосчитаю в обратном порядке от трёх. Когда скажу «один», ты откроешь глаза, чувствуя себя отдохнувшей и расслабленной».

— Оу. А я думал, пуговицы от твоей блузки.

Мужчина впервые смотрит на мою грудь, и я чувствую, как замёрзли мои сиськи. Блузка широко распахнута, и алмазы в пирсинге на моих сосках блестят в свете вспышек. Грёбаный Эрл со своими ёбаными щупальцами.

«Три».

— Не заставляй меня оборачиваться, — говорю я. — У них уже и так достаточно фото.

«Два».

Он секунду раздумывает об этом, глядя на моё лицо. Слабая усмешка играет на идеальной линии его губ, и я думаю, что просто могу умереть.

«Один».

 

ГЛАВА 9.

Как только я переступила порог комнаты ожидания Вестонвуда, моя мама кинулась ко мне с объятьями, забыв о рамках приличия и пытаясь защитить меня от всего мира. Меня поражало то, сколько силы было в её маленьком теле.

— Ма, всё в порядке, — я посмотрела поверх её плеча на папу, в его рыжих волосах уже кое-где появилась седина, лишавшая его отличительной черты Дрейзен…

Он спрятал руки в карманы и опирался спиной о стену. Я закатила глаза, посмотрев на папу, но он просто отвернулся и посмотрел в окно. Отец всегда так старался поддерживать меня, а мне это так и не удалось.

Всё в комнате было сделано так, чтобы не огорчать пациентов и их семьи. Круглый стол из бледно-голубого огнеупорного пластика, на котором стояли кувшин с водой и три пластиковых стакана. Белые пластиковые стулья с хромированными ножками. Решётки на окнах, за которыми открывался живописный вид на просторы каньона Топанга (прим. пер.: каньон в горах Санта-Моники, Калифорния), который сейчас был скрыт за стеной серого тумана. Украшения в честь Рождества выбивались из общей картины. Лучшее место в здании для тех, кто отстёгивал немалые суммы учреждению.

Мама прижала меня к себе, и я почувствовала, как между нами зашуршало что-то твёрдое. Она отстранилась и вручила мне завёрнутый подарок. На обёртке был изображён пляшущий снеговичок, украшенный золотой лентой.

— Купила его тебе на случай, если ты приедешь.

Я дёрнула за ленту и развернула бумагу, открыв рамку с фотографией.

— Снежок! — я полностью вытянула фото из обёртки. На снимке мне было пятнадцать. Одной ногой я была в стремени, и мой серебристый жеребец стоял передо мной. — Спасибо, мам!

— Линди говорила, что тебя уже долгое время не было на конюшне. По крайне мере, за исключением того дня.

Сколько же я не каталась на Снежке? Годы? Последний раз, когда была на конюшне, со мной было двое ребят, с которыми я обещала трахнуться на стоге сена. Я была под таким кайфом, что Линди вышвырнула меня оттуда. Сказала мне, что я не достойна той работы, какую они вкладывали каждый день в уход за лошадьми. Я проклинала её тогда за то, что она была права.

— Мы выведем из тебя эту дрянь, — прошептала мама. Она посмотрела на меня, сжав мои плечи. — Десять лет назад мы могли бы просто забыть об этом… Но в эру Интернета… — она потрясла головой, замолчав. — Ты хорошая девочка. Мы с твоим отцом знаем, что ты этого не делала.

Папа даже не посмотрел на меня.

— Спасибо, мам. Я в порядке.

— Мы подключим к этому делу всех. Этот мужчина… Дикон Брюс? Мы найдём что-нибудь и выдвинем против него обвинения.

— Эйлин, — произнёс отец, — этого не сделать по щелчку пальцев.

Она повернулась к нему, бросив на него смертоносный взгляд. Сопротивление, существующее между моими родителями, можно было назвать эпическим. Однажды кто-нибудь из них превратится в кучку испепелённых костей и сгоревшей кожи из-за этих схваток.

— А как тогда? — прорычала мама.

— Квентин уже занимается другим…

— Он может заняться и этим.

— Нет.

Соревнование взглядов продолжилось. Я не знала, что они сделают быстрее: набросятся друг на друга с поцелуями или с кулаками.

— Мам, пап? — вмешалась я, но не смогла разорвать их очного сражения. — Я выберусь отсюда через пару дней. Мы можем…

Не оторвав взгляда от мамы, отец ответил.

— Я бы не ставил на то, что ты выберешься отсюда.

— Но…

— Она выберется, Деклан, — ответила мама. — Я позвоню Франко. Если всё пойдёт не так, как надо, то посмотри в зеркало, чтобы знать, кого за это винить!

— Не позвонишь. Ей не нужна та помощь, которую ты предлагаешь.

Я не знала, о чём они говорили, но понимала, что если мама собралась позвонить Франко, кем бы он ни был, то она ему позвонит. Моя роль в этом разговоре подошла к концу.

— Спасибо вам за приятный визит. Счастливого, блядь, Рождества.

Я развернулась в своей мягкой обуви и зашагала прочь. Прошла уже половину пути до фойе, когда отец догнал меня.