Сопротивление

— Это то, что вы сказали моему отцу? — я подумывала сказать ей, что отправилась бы туда, куда сказал бы мой отец, но, если он решил, что мне нужно остаться в Вестонвуде, я так и сделаю. Слово папы — закон. Точка.

Она сменила тему:

— В твоей комнате есть выключатель. Свет погаснет после отбоя в десять часов. Большинство пациентов ложится спать раньше.

Галочка.

— Лекарства будут выдаваться по графику. Ты должна принимать сразу же.

Галочка.

— Мне нужен Адвил (прим. пер.: таблетки, анестетики) или что-то подобное, — на самом деле мне нужен был Викодин (прим. пер.: опиоид, сильнодействующее обезболивающее), но я знала, что если попрошу его, то на мне поставят крест. Я хотела выбраться отсюда, а не сидеть на допросе в полиции.

— После того, как мы закончим, я дам тебе что-нибудь от головной боли, — она царапнула ручкой, ставя очередную галочку в своём списке. — Ты не должна нападать на пациентов или персонал.

Галочка.

— Дверь твоей палаты всегда должна оставаться открытой в течение дня, если только твой врач или сотрудники не просят закрыть её.

Галочка.

— Ты должна вовремя появляться на сеансах. Мы считаем пунктуальность признаком содействия в процессе твоего лечения здесь. Два опоздания означают, что ты не хочешь сотрудничать.

Галочка.

— Твоё шоу в ванной сегодня утром не должно повториться.

— Какое шоу?

— Отвечу конкретно для тебя. Мастурбировать не позволяется.

Я прыснула со смеху:

— Ты ёбнулась?

— В следующий раз, когда мы услышим тебя через дверь, то не останемся в стороне. Ты — в частном учреждении. Так как у нас есть сертификация, мы можем применить индивидуальные меры к каждому из пациентов в Вестонвуде. В твоём случае секс — категорически под запретом.

— Леди, я могу заставить себя кончить всего лишь дыша нужным образом! Стыдливость не моё второе имя. Вы не можете ограничить то, что я делаю в своём личном пространстве, — могу кончить прямо перед вами. Так что это правило — неудачная шутка.

— Я уверяю тебя, это не шутка, — она отодвинула свой стул. — Для тебя разрабатывается диета. Марк отведёт тебя в столовую.

***

Марк был санитаром и одним из тех парней, у которых за пределами работы всегда были проблемы. На нём была та же бледно-голубая форма, что и на остальных санитарах, но его козлиная бородка была под стать его волосам, выбритым над ушами. Чёлка спадала на лоб, но я знала, что по выходным она торчит как у панка. Я старалась не пялиться на него, но ничего не могла с собой поделать. Он носил пирсинг без камня в носу. Марк посмотрел на меня, и я отвернулась.

Я стояла со своим подносом в центре столовой и пыталась решить, куда мне сесть, потому что все места выглядели одинаковыми. Комната была отделана в современном серо-белом стиле, как и все остальное. На окнах висели простые рождественские снежинки. Линолеум блестел, на поверхности мебели краска была затёрта до тёмных пятен. И хоть стулья и были скандинавскими, помещение всё равно выглядело и пахло как психиатрическое отделение.

Три человека обедали во дворике под навесом. За ними виднелась стена из дождя. Они смеялись и курили сигареты, словно были в Уилшир Кантри Клаб (прим. пер.: дорогостоящий гольф-клуб Лос-Анжелеса), а не в Вестонвуде. Парни были примерно моего возраста, с гладкой кожей и стройными телами. Одна девушка, сидевшая среди них, увидела меня и помахала в моём направлении. Я остановилась в дверях.

— Фиона Дрейзен, — сказала она. — Слышала, что ты здесь.

Все трое посмотрели на меня. Я махнула в ответ. Их лица показались мне знакомыми. Заговорившая со мной девушка сидела с босыми ногами, свернувшись калачиком на стуле, и держала дымящуюся сигарету между пальцами, покоившимися на её коленях.

— Эй, — сильно сутулившийся парень с густыми вьющимися волосами протянул мне руку. — Приятно увидеть тебя снова.

Я не знала его. Я трахалась с ним? Помнила ли его? Я даже свои последние два дня вспомнить не могла.

— Привет, — кивнула я остальным.

Рубашка девушки приоткрылась, когда она села, и стал заметен изгиб её груди. Я вспомнила её. Это были выходные с её матерью. Мы провели два дня на солнце. Я с трудом вспомнила лица всех троих на той вечеринке. Карен. Карен Хиннли. Её мать была продюсером.

— Оджай, — сказала я (прим. пер.: город в штате Калифорния). — Чёрт, чувак. Это были ещё те выходные.

— Это было ... — она закатила глаза, задумавшись, но не найдя слов.

— Шикарно, — закончила я за неё.

— Чёрт, — сказал парень с вьющимися волосами, — нам стоит повторить.

— Да, — Карен кивнула парню со светлыми волосами, которому на вид едва ли исполнилось пятнадцать. — В этот раз ты тоже должен пойти.

Согласились все, кроме меня. Я не выдержу ни минуты больше. Не знаю, почему.

— Здесь приятно и тихо, — добавила я.

— Это ведь Рождество, — ответила Карен. — Всех отпускают домой на пару деньков. Только я не хочу домой. Там будет настоящий шведский стол. Новый год позади, и вы не представляете, сколько говядины остаётся после Нового года.