Читаем Соприкосновение полностью

Соприкосновение

Когда меня кто-то спрашивал, о чем эта книга, я всегда немного затруднялась с ответом. Я думала, что она про Индию, про путешествие и сравнение двух, таких разных, чуждых друг другу миров. Думала так, но не чувствовала этого.И столько проблем у меня с этой фабулой было, просто кошмар. Не получалось ее проследить и быть в ней уверенной.Прошло время, и теперь я четко и ясно могу сказать, о чем эта книга.Она о том, как сложно быть человеком, который отличается от остальных.Она об открытиях, изменениях и поиске. Дружбы, понимания, веры.Она о том, как одна поездка может помочь найти самую главную ценность – ценность быть собой.

Алина Романовна Бакурина

Биографии и Мемуары / Документальное18+
<p>Алина Бакурина</p><p>Соприкосновение</p>

Я исключительно терпелива, если в конечном итоге

всё выйдет по-моему.

Маргарет Тэтчер

<p>Предисловие</p>

Было время, когда я не замечала, что существует что-то большее, чем мир людей, в который мне не удавалось протиснуться, чтобы стать его полноценной частью. Я не умела замечать нечто, людей не касающееся. Сосредотачивалась на попытках вникнуть в их сущность, понять, чего же мне не хватает, чтобы стать на них похожей. Такой, как все.

Я наблюдала, как они разговаривают, двигаются, живут, и думала: значит и мне нужно делать что-то подобное. Научилась их чувствовать, копировать, но копирование это не вызывало во мне отклика на бурлящую за пределами данных попыток жизнь.

Как камень, холодный монолит, целый, сплошной, хотя и с трещинами наружу, я не знала своего тела и себя, и не могла узнать. Такое непонимание привело к навязчивому желанию слиться с людьми, почувствовать через них себя частью чего-то нужного и особенного целого.

Порядок в моём организме был нарушен с самого рождения, он напоминал часы, чьи стрелки нередко врут об истинном положении вещей. Механизм работал, но иначе, чем у всех. Долгие годы я жила в его власти, подчинялась и склоняла голову. Хотела стать другой. Хотела заставить его ритм сделать созвучным с общепринятым.

Ночью слышна работа часов, но не видно ни цифр, ни стрелок, ни направления, в котором они следуют. Они образуют собой некую сбитую естественность, неприкосновенную и точную в своих нарушениях. Естественность, которую хочется больше разрушить, чем понять.

Я относилась к тем детям, которых берегут и считают их долю особенной. Детей этих боятся разбить, как хрустальную, непонятно для чего предназначенную вазу, но знают, что она рано или поздно всё равно рассыплется от случайного неловкого движения или чрезмерной силы воздействия.

Существуют комбинации исходных условий, которые предопределяют не плавное, а ломаное развитие жизни, из-за этого не получается пользоваться ею в полной мере. Развитие липкое, кривое, с запахом больничных очередей и памятью бесчисленных врачебных рук на теле.

Детский церебральный паралич – ДЦП – это то, во что не хочется верить, но оно всегда с тобой. Со мной. Приверженная своей болезни, я старалась обустроиться в ней так, чтобы она стала незаметной. Сложно о чём-то забыть, если зеркало напоминает тебе о наличии некоторых… особенностей. Меня всегда забавляла эта нежная замена слова «дефект». Я принимала её, и многое другое, и как могла доказывала, что я не из хрусталя, а порой даже понимаю время, которое показывают стрелки моих часов. И однажды они показали, что пора меняться.

Отчаянно не хотелось нарушать привычный ритм своей вывернутой наизнанку жизни. Мне не было присуще внутреннее бунтарство тех, кто хочет утвердиться и проявить свою индивидуальность. Мне и так от её спонтанных проявлений деваться было некуда – она была чужда миру обычных людей.

Потому я полностью замкнулась на себе и тех, кто меня окружал.

Не хотелось тратить силы на адаптацию к тому, что находилось за чертой личной безопасности, сфомированной близкими мне людьми.

Быть может, если я хорошо скопирую опыт общения с ними и применю за этой чертой, мне удастся выжить, меня не унизят и даже полюбят.

Я мыслила подобным образом, пока не столкнулась с разочарованием. Оказалось, что совершенных людей не бывает, а подражание никогда не сделает меня счастливой. Я ощутила это глубоко в своих потёмках. Появилось другое желание – разглядеть, узнать, кто я и какой могу стать. Сама.

Желание пустило крепкие корни, отчаянно цепляющиеся за ценности, заложенные с детства. Изучая себя, я не заметила, как впервые посмотрела не на, а сквозь людей, не упираясь в них и не отыскивая знакомые и понятные эмоции. Сквозь ветвистую фантазию внутреннего мира я начала различать настоящий. С ароматом трав и буйным цветением сирени, золотистым песком, волнующимся морем и порывами горячего ветра. Чем трепетнее я подходила к знакомству с собой, тем охотней всё вокруг откликалось на желание присоединиться к миру людей, у которых изначально не было проблем.

Я с нетерпением ожидала, когда же, наконец, во мне пробудится тёплое утро, с запахом растаявшего снега и звонким щебетом птиц, но это случилось лишь на двадцать третьем году жизни. И тогда же закончились неуверенные попытки протиснуться в некую ячейку общества, изначально принадлежащую мне.

Я обрела уверенность в следовании своим идеям и желаниям. Они служили мне сигнальным факелом.

Однажды мне захотелось узнать себя не через людей и даже не через мелочи, которые я училась замечать. Для этого потребовалась мечта – другая страна. И я добралась туда.

Поворачивая стрелки на часах ближе к своему рассвету… К утреннему ветру.

Через слух, зрение, обоняние, прикосновение…

<p>Глава 1</p><p>Границы</p>

– Восемь из десяти!

– Не паникуй, уменьши хотя бы до пяти. Сейчас мы всё найдём.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии