Соперницы

— Но я должна! — воскликнула Кэти, схватив ее за руку. — Я должна. Вы как бы олицетворяете другую, вторую половину меня, облагороженную. Да, да, во мне это есть — и вкус к изящной жизни, к хорошим книгам, искусству, ко всему, к чему должна стремиться молодая леди, что ей необходимо. Но, Бриджи, вам пришлось заниматься очень неблагодарным трудом — нашим воспитанием. Мы уже сформировались к тому времени, и даже тогда рядом всегда были мама и папа, и они указывали нам, откуда наши корни. Разве вы не понимаете, Бриджи? Знаете, Дэн только недавно сказал, что Джонни — единственный, с кем вы преуспели. Джон ведет себя, как джентльмен, и ощущает себя настоящим джентльменом, он одинаков со всеми и в любой компании. А я — нет, и Дэнни тоже. Но... но мы не обвиняем вас и любим ничуть не меньше, просто вы не знаете окружающего мира, не подозреваете, сколько в нем грубости и хаоса. Вы стараетесь не замечать этого, как не замечают что-то неприятное, да, Бриджи, это так.

Мисс Бригмор медленно освободилась от рук Кэти, потом сложила руки на груди и спокойно проговорила:

— У вас, да и не только у вас, сложилось ошибочное впечатление, что только бедные страдают. И сердца разбиваются только у тех, кто голоден или холоден, или кому негде жить. Позвольте мне сказать вам, что у бедняков есть огромное преимущество перед теми, кто богаче — они могут громко закричать, когда им больно, они могут найти утешение в слезах, могут рыдать, переживая тяжелую утрату, а, встречая насмешку, могут в ответ показать язык — да так зачастую и поступают. И некоторые представители сильного пола из высших слоев общества позволяют себе выплескивать чувства, но дамы — очень редко, а уж... — тут она сделала длинную паузу, — гувернантки — никогда. — С этими словами мисс Бригмор вышла из комнаты.

Повернувшись к столу, Кэти отпихнула завтрак в сторону, и, закрыв лицо руками, пробормотала:

— Ох, Бриджи, будь ты проклята! Будь ты проклята!

* * *

Когда мисс Бригмор принимала утренний доклад новой домоправительницы, то была очень встревожена, хотя и не подавала виду.

Миссис Кенли оказалась трудолюбивой, здравомыслящей женщиной, которая медленно, но верно выигрывала войну против Брукса. Миссис Кенли оправдывала доверие и, как сказала бы Мэри, она знала, сколько будет дважды два. Для себя домоправительница решила, что мисс Бригмор — единственная особа в доме, занимающая более высокое, чем она, положение (включая и членов семьи), и соответственно, пользующаяся заслуженным уважением со стороны миссис Кенли. Весь остальной персонал дома называл такую лояльность «подхалимством к Генеральше»; но все равно большинство было довольно, что новая домоправительница положила конец попыткам старого Брукса нагреть руки — много лет он считал это своей привилегией.

Сегодня мисс Бригмор довела до сведения миссис Кенли, что не останется ни на ленч, ни на обед, и завтра тоже будет отсутствовать, но ее можно ожидать  в понедельник утром. И она надеется, что миссис Кенли должным образом позаботится о мисс Беншем. Домоправительница заверяла, что мисс Бригмор будет полностью удовлетворена, вернувшись в понедельник, и пожелала ей хорошо отдохнуть. Они распрощались, и миссис Кенли вышла, шурша своей черной юбкой из альпаки.

Оставшись в библиотеке одна, Бриджи минуту сидела в кресле, потом встала и поднялась в детскую, где пробыла около часа, а затем спустилась снова вниз, взяла шляпку и накидку и покинула дом. Ее уход выглядел неспешным, как она и рассчитывала.

Мисс Бригмор знала: Кэти, обнаружив, что она отправилась в свой коттедж, не оставив никакого устного послания, пройдет в детскую и будет искать письмо. И она его найдет — точнее записку, где сказано следующее: что при сложившихся обстоятельствах мисс Бригмор полагает, что Кэти вполне способна сама о себе позаботиться и ей не требуется компаньонка на выходные.

Мисс Бригмор считала свой поступок правильным. Она энергично шагала по дороге к коттеджу, думая о том, что короткий разговор, даже, скорее, монолог за завтраком свел на нет ее почти пятнадцатилетний труд. Конечно, ей хорошо заплатили — учитывая всю доброту и терпимость по отношению к Барбаре, надо признать, более чем хорошо. Но деньгами всего не измеришь, существуют такие вещи, как лояльность и уважение, а в них ей отказали.

Почему, спрашивала она себя, вся ее жизнь состоит из неудачных попыток? Если не считать личных желаний, то она почти не получала удовлетворения от тех, на кого работала всю жизнь.

— У-у! Вы неважно выглядите, — первое, что сказала ей Мэри. Потом служанка добавила: — Вы сегодня рано.

— Голова болит, — объяснила мисс Бригмор, — я отпросилась. Можно мне чашку чаю покрепче?

— Да, конечно, сию минуту. Но если вы спросите меня, то вам требуется нечто большее, чем просто чашка чаю. Я уже сто раз повторяла, вам надо как следует отдохнуть.

— Как они уехали, спокойно? — проигнорировав пожелания Мэри, спросила мисс Бригмор.

— Да, но не сказать, чтобы без спора.

— Спора, по поводу чего?