Соперница королевы

Потом Роберт заявил, что мы только теряем время на разговоры. Мы как всегда страстно хотели друг друга, и после любовных утех, я как всегда позабыла о всех своих страхах и подозрениях.

* * *

Роберт приобрел большой дом в шести милях от Лондона и потратил много времени и денег, чтобы сделать из него великолепный дворец. Этот дом был пожалован лорду Ричу королем Эдуардом Шестым, а Роберт купил его у лорда. Там был изумительный зал и множество прекрасных комнат. Роберт ввел в обычай застилать пол красивыми коврами, заменившими тростник во всех его домах. Этим приобретением заинтересовалась королева и вместе со всем двором направилась в Уонстед. Я также сопровождала ее. Как обычно, Роберт превратил встречу королевы в пышное представление.

Нам удавалось изредка встречаться, но при этом мы были вынуждены соблюдать строжайшую секретность, и это постепенно начало меня раздражать. Я не была вполне уверена в Роберте. Возможно, в этом и заключалась одна из причин моей страстной влюбленности. Элемент опасности, неизменно присутствовавший в наших отношениях, волновал и будоражил.

— Это будет один из наших любимых домов, — сказал он мне. — Но Кенилворт всегда останется самым главным, потому что именно там мы признались друг другу в любви.

— Моим любимым будет тот дом, где мы поженимся, — буркнула я. — Ведь этого так нелегко дождаться.

Он постоянно успокаивал и уговаривал меня. У него был дар уговаривать, который казался мне почти зловещим в сочетании с его беспощадностью. Он почти всегда выглядел очень обходительным, за исключением тех случаев, когда выходил из себя, но его любезность могла быть очень обманчива.

Именно в Уонстеде до меня вновь дошли слухи о Дуглас Шеффилд.

— Она очень больна, — сообщила мне одна из придворных дам. — Говорят, у нее выпадают волосы и ломаются ногти. Полагают, что долго она не протянет.

— Что же это за болезнь? — удивилась я.

Моя собеседница оглянулась по сторонам и, придвинувшись ко мне, шепнула одно слово: «Яд».

— Чепуха! — отрезала я. — Кому нужна смерть Дуглас Шеффилд?

— Тому, кому бедная графиня мешает.

— И кому же это?

Дама плотно сжала губы и пожала плечами.

— Говорят, у нее ребенок от очень важного вельможи. Может, она мешала ему?

— Возможно, если это и в самом деле правда, — небрежно ответила я.

Я ждала известия о смерти Дуглас Шеффилд, но оно не пришло. Позже я узнала, что она уехала выздоравливать в провинцию.

Итак, Дуглас выжила.

* * *

Наступил Новый год, а на Новый год королеве было принято дарить подарки.

Последнее время она жаловалась на свои волосы. Ей не нравилось, как ее причесывают, и я принесла ей два парика, черный и желтый, а также два кружевных воротника, отороченных жемчугом.

Она схватила парики и, расположившись перед зеркалом, немедленно их примерила. Она хотела знать, какой из них идет ей больше, но я не могла сказать ей правду, поскольку королева обязана выглядеть идеально, что бы она ни надела.

Мне казалось, черный парик ее старит. Я понимала, что рано или поздно она это поймет и вспомнит, кто ей его подарил. Поэтому я отважилась:

— У Вашего Величества такая белая и нежная кожа, что черный парик на ее фоне смотрится слишком грубо.

— Но разве он не подчеркивает тем самым ее нежность? — усомнилась королева.

— Да, мадам, он и в самом деле привлекает внимание к Вашей безупречной коже, но, быть может, стоит примерить золотистый парик?

Она так и сделала и объявила, что он ей нравится.

— Но я испытаю и черный, — добавила она.

Затем она надела роскошное золотое колье с бриллиантами, опалами и рубинами.

— Это подарок Роберта, — сказала она, любуясь отражением в зеркале. — Ну, разве не изумительная вещь? Он знает, какие камни я люблю.

— Восхитительно, Ваше Величество, — с готовностью подтвердила я, невольно подумав, что мне приходится восхищаться дорогим подарком, который мой любовник сделал другой женщине.

Она нежно погладила ожерелье.

На протяжении нескольких следующих месяцев она была очень капризна, и мне опять стало казаться, будто ей что-то известно. Я спрашивала себя, не вспомнила ли она о том, как именно Роберт убедил ее отправить Уолтера в Ирландию и вскоре после этого мой супруг умер. Мне казалось, она пристально за мной наблюдает. Во всяком случае, она постоянно держала меня при себе.

Похоже, Роберт тоже заметил перемены в ее поведении. Он часто жаловался на свои распухшие ноги — теперь он страдал от подагры — и намекал на то, что его доктор рекомендует ему более частые поездки в Букстон. Я думала, что он подготавливает условия для побега на тот случай, если ему придется спешно ретироваться.

Она беспокоилась о его здоровье и следила за тем, что он ест, оказываясь с ним за одним столом. С суровостью в голосе она заявляла, что он должен сократить количество съедаемого и выпиваемого.

— Взгляните на меня! — восклицала она. — Я не слишком худая и не слишком толстая. А все почему? Потому что я не наталкиваюсь едой, как свинья, и не напиваюсь до бесчувственного состояния.

Иногда она хватала еду с его тарелки и заявляла, что если он не желает сам побеспокоиться о своем здоровье, это сделает за него она.