Волк явился растрепанный и явно навеселе, но делал вид, что приготовился внимательно выслушать князя.
- С нынешнего дня охранять женский монастырь будешь ты, - сказал князь. Волк хихикнул, но вовремя осекся.
- Поставишь охрану, где тебе укажет эта монахиня, - и он указал на старшую, - это моя воля. Понял?
- Понял, - кивнул Волк.
- А ты, - обратился Святослав к монахине, - пришлешь с ним простую бабью одежду. Не приемлю в моем доме монахиню.
Он поднялся и, даже больше не взглянув на женщин, удалился в свою спальню.
Утро! Какое земное, с ароматами трав и речной прохладой, с пением птиц и воркованьем горлиц. Первые лучи восходящего солнца волнами питают прохладу, и оттого дышится легко и трезвит, покидает сон, и приходят свежие мысли, суля новые надежды и расчеты наудачу. Но как это призрачно, как можно неожиданно разочароваться в этом противоречивом мире.
Святослав какое-то время лежал с открытыми глазами и думал о предстоящих делах, о новой пристани, которую он строил с учетом ее скрытности, но вдруг услышал возбужденные голоса внизу под окном. Быстро поднялся, облился водой из ведра, спустился вниз.
И увидел воя, почти мальчика, с кровяной раной на бедре, которого при виде князя пытались поставить на ноги, повторяя: вот князь, вот князь, а он шатался из стороны в сторону и просто мычал:
- Князя, Святослава!
- Откуда? - спросил князь, глядя на мокрую одежду мальчика.
- Выловили в реке, - отвечали.
- Откуда ты, юнак? - спросил у мальчика Святослав.
- А ты кто? Святослав ли? Больше никому говорить не буду.
- А больше никому ты не говори. Только мне, твоему князю.
Мальчик, шатаясь, смотрел на князя, и слезы потекли из
его крупных голубых глаз:
- Из Киева я. Беда, князь. Печенеги замучили. Там в портках посылка тебе, князь.
Тут же сдернули портки и вытащили сверток в промасленной обертке. Святослав развернул и на тряпке с размазанными буквами прочитал: «Князь! Чужой земли ищешь и блюдешь ее, от своей же отрекся, чуть-чуть нас не взяли печенеги вместе с твоей матерью и детьми; если не придешь, не оборонишь нас, то опять возьмут; неужели тебе не жалко отчины своей, ни матери старухи, ни детей малых».
Святослав, несколько раз перечитывая письмо, ушел в свою комнату и долго сидел задумавшись. Потом встал и крикнул:
- Эй, кто там. Бей в било! Зови воевод на кмет [126] !
Они мрачно сидели в кругу. По правую руку князя: Свенельд, Икмор [127] , Сфенкель, Улеб, Волк, Ян, Тур, Пристен, Борич. По левую - сотские: Кол, Утин-вятич, Ивашко первый, Алдан, Бузила-болгарин, Шивон из Белобережья, Войко, Сфирко и еще несколько почетных воинов.
Прочитали вслух письмо, помолчали.
- Что делать будем, воеводы? Пришли в чужую землю, а свою не уберегли. Люди пишут. Матушка стара. Правду пишут. Что делать будем?
- Надо возвращаться, - сказал Улеб после долгого раздумья, - потерять отчину - это не в моем разумении.
- Как возвращаться? - спросил Икмор. - Тогда зачем приходили?
- Но князю надо возвращаться... - подтвердил Свенельд.
- А как же мы? - недоуменно спросил Волк.
- А мы останемся здесь до прибытия князя, - сказал Сфенкель, - многие болгары за нас, а греки боятся нас и не сунутся. А если сунутся, будем воевать и с ними.
- А вот так, - встрепенулся Святослав. Все видели, как тяжело ему дается решение:
- Ты, Волк, остаешься в Переяславце и Доростоле. Ты, Свенельд, отправляешься в Македонию и выбиваешь оттуда стра-тига Петра. Сфенкель возвращается в Преславу и следит за тем, чтобы боляре и царь Болгарии подписали мирный ряд. Борич и Пристен со мной. Брат мой, со своей дружиной ты больше нужен здесь, рядом с боярином Волком. Надеюсь, что к моему возвращению ничего не изменится. Я с малой дружиной, с воинами Борича и Пристеня завтра возвращаюсь в Киев. На том стою!
1. Нашествие печенегов на Киев
Шатер хана был виден издалека. Послы императора Никифора Фоки были встречены отрядом печенегов благосклонно, ибо посол Феофил пересел из коляски на коня и сразу был узнан степняками.
- Как здоровье кагана? - по-печенежски спросил Феофил, широко улыбаясь и протягивая командиру отряда печенегов блестящий на солнце медный кувшин с красивым орнаментом, наполненный отборным греческим вином, и несколько мелких серебряных монет. Лицо командира с желтыми зубами расплылось в безобразную улыбку, он приложил руку к груди и ответил:
- Боги хранят хана Кучума, потому он жив и здоров. Орда [128] шесть восходов и заходов солнца праздновала его избрание каганом, и потому он будет рад видеть еще одного почетного гостя.
Как подобает новому избраному кагану, шатер хана Кучума был обширен и наполнен драгоценными коврами: хорезмскими, шимахинскими, персидскими, на стенах висело золоченое оружие. Он сидел на таких же красивых тюфяках из китайского шелка, что-то жевал и сплевывал в большое серебряное блюдо. Послов императора он встретил любезно, выслушал приветственные слова и спросил: