Соперник Византии

Как только Ольга и свита вошли в собор, залитый огнями, сверкающий золотом, бархатом и серебром, блестящим мраморным полом с тянущимися вверх колонами из порфира и зеленого мрамора, в вышине которых своды и капители светились голубым и золотым фоном, украшенные мозаиками из притч, а над ними на четырех громадных плитах-опорах лежал голубой с серебряными звездами, самый величественный в нынешнем мире купол Святой Софии, будто опущенный с самих небес, - русских людей, никогда не видевших такую красоту, величие и торжественность, будто хватил удар, и они застыли, разинув рот, но без единого возгласа, словно разом окаменели. Патриарх вел службу, но заметив Ольгу и свиту, сопровождающую ее, передал все дьякону, а сам сошел с амвона и направился к княгине. Ольга уже касалась лбом холодного мрамора и произносила традиционную молитву на славянском языке, которую часто повторяла и дома:

Отче наш, ижи еси на небеси,
Да святится имя Твое,
Да придет царствие Твое,
Да будет воля Твоя,
Яко на небеси и на земли.

- Поднимись, дочь моя, - сказал патриарх и коснулся головы ее, как бы помогая встать. Широко перекрестил ее и отвел в сторону. Патриарх оказался в соборе по просьбе Ольги, письмо которой он получил накануне.

- Дочь моя, что тревожит душу твою, что не может уравновесить разум и тело, сердце и душу, какая забота гложет и лишает спокойствия? - спрашивал, и очень внимательно оглядывал облик, и будто гладил глазами лицо ее, вселяя доброту и откровение.

- Отче, - по-гречески отвечала ему княгиня, - груз тяжелый лежит на плечах моих, разум бунтует, а сердце рвется на родину. Я оставила страну свою и юношу сына, а вот уже несколько месяцев жду серьезного разговора с императором, а может быть, и подписания хартии о любви и дружбе между нашими народами. Но император, видимо, очень занят, все никак не может ускорить нашу встречу, а тем самым мой отъезд.

- Наш император ученый и боголюбивый человек, помазанник Божий, он занят не только мирскими делами, потому ваше обращение к Богу в нашей церкви, а церковь - это дом Христа, обязательно будет им услышано. Но я хотел бы спросить у королевы русов, много ли христиан в ее стране. И как она думает, может ли Русь, как уже многие страны, стать опорой нашей святой религии? Еще патриарх Фотий на соборе говорил, что многие русы приняли христианство.

- Ваше первосвященство, народ Руси - язычники, они еще не достигли понимания церкви христианской и оттого в массе своей придерживаются древней веры отцов и дедов. Потому и трудно их привлечь, у нас в Киеве уже построена церковь Святого Илии, и я по возвращении, в силах моих, буду строить дома Господа нашего - храмы. Великолепие обители Софии Премудрой подтолкнуло и нас возвести такой же собор и в Киеве. Мне хотелось бы, отче, чтобы пришли на Русь люди просвещенные, как апостолы Христа, и несли с собой свет веры нашей. Тогда и просветленный народ примет великое слово Божье.

- Да, да, - согласился патриарх, - именно апостолы должны нести в мир слово Божье, и, если вы готовы принять их, обустроить храмы Божеские, мы обязательно пошлем.

То ли провидение Господа, то ли слово патриарха, но ровно через два дня запыхавшиеся царские мужи принесли весть, что император приглашает королеву Элгу и всю свиту на ипподром, на бега, а потом на ужин.

Будто вся Византия собралась на ипподроме: красные, голубые, зеленые и белые стяги реяли над рядами людей, на головах которых были такие же повязки. Они шумно вели себя, но в своем отведенном для них секторе, разделенном высокими стенами. Стража, окованная во все железное, стояла и у стен, и в проходах, и у самой арены. Только из ложи императора можно было видеть все сектора и все, что происходило на ипподроме. Ольгу посадили по левую руку императора, справа сидела императрица Елена, потом Роман и Феофано. Все гости и приближенные двора сидели сзади, а потом охрана, закованная в железо.