Соотношение сил

СТАЛИН (показывает брошюру). Это легально для всех издается?

ПРОСКУРОВ. Нет, секретно.

СТАЛИН. Почему?

Такие вопросы мог бы задавать иностранец, впервые посетивший Советский Союз и не умеющий читать по-русски. На всех брошюрах Разведупра стоял гриф «Секретно».

ПРОСКУРОВ. Потому что тут дислокации германских частей.

СТАЛИН. Можно назвать сообщение несуществующей газеты, несуществующего государства, что-либо в этом роде, или по иностранным данным, и так далее и пустите это в ход. Надо уметь это делать. Форму можно снять, а существо оставить и преподать людям открыто, ведь есть у нас журналы, газеты.

ПРОСКУРОВ. Я могу только доложить, если бы здесь сидящие товарищи прочли хотя бы двадцать процентов той литературы, которую рассылает Разведывательное управление…

СТАЛИН. Здесь напечатана дислокация германских войск?

ПРОСКУРОВ. Так точно.

СТАЛИН. Этого нельзя вообще печатать.

ПРОСКУРОВ. Нельзя или секретно?

СТАЛИН. Нельзя такие вещи излагать, вообще печатать нельзя, печатать нужно о военных знаниях, технике, тактике, стратегии, составе дивизии, батальона, чтобы люди имели представление о дивизии, чтобы люди имели понятие о частях, артиллерии, технике, какие новые части. Надо уметь преподнести блюдо, чтобы человеку приятно было есть.

ПРОСКУРОВ. Есть, товарищ Сталин.

Илья еще раз перечитал реплики Хозяина. Сначала он говорит, что это надо напечатать открыто, в газетах, через две фразы вообще нельзя печатать. И тут же требует дать сведения о расположении германских частей, но назвать несуществующее государство. Интересно, какое? Атлантиду или Тридевятое царство?

Перевернув очередную страницу, Илья вздрогнул.

ПРОСКУРОВ. Наши разведчики были заражены тем же, чем и многие командиры, считали, что там будут с букетами цветов встречать, а вышло не то.

За фразой, вроде бы невинной, слишком ярко проступало: «Вы солгали своей армии, товарищ Сталин». Такие вещи Хозяин чуял мгновенно. Сердцевина его сказки – глобальная ложь, на ней держится вся конструкция. Первое правило выживания – не прикасаться ни словом, ни намеком.

«Твою мать… – простонал Илья. – Дурак! Что ты наделал?!»

Он оторвался от чтения, хотелось передохнуть, перекурить. Он пытался убедить себя, что преувеличивает, что слова летчика останутся незамеченными, кто-то кинет реплику, отвлечет. Но нет. Никаких посторонних спасительных реплик. Судя по ласковой, снисходительной интонации Хозяина, он отлично услышал Проскурова.

СТАЛИН. У вас душа не разведчика, а душа очень наивного человека в хорошем смысле слова. Разведчик должен быть весь пропитан ядом, желчью, никому не должен верить. Если бы вы были разведчиком, вы бы увидели, что эти господа на Западе друг друга критикуют: у тебя тут плохо с оружием, у тебя тут плохо, вы бы видели, как они друг друга разоблачают, вам бы схватиться за эту сторону, выборки сделать и довести до сведения командования, но душа у вас слишком честная.

Механизм заело, «критикуют и разоблачают, вам бы схватиться». Почти дословный повтор, знакомая галиматья, скрип шестеренок на холостых оборотах. Лишь три слова имели значение: «Слишком честная душа». Вылезло змеиное жало, шевельнулось и спряталось.

Несколько минут Илья сидел неподвижно и смотрел в глаза портрету. Любимая фотография Хозяина, увеличенная и тщательно отретушированная, украшала стену напротив стола. Царицын, восемнадцатый год. Молодой Коба в полный рост, в сверкающих высоких сапогах. Прищур, усмешка под жирными усами.