Соотношение сил

Старик на ходу напялил шляпу, обернулся на крыльце, послал воздушный поцелуй.

– Дорогуша, я скоро вернусь!

– Вернер, подождите, я с вами!

Но Агнешка уже закрыла за ним дверь. Эмма протянула руку, чтобы отстранить польку, и встретила ее спокойный, слегка удивленный взгляд, который подействовал как ушат холодной воды.

«Да что со мной? Бежать за ним глупо. – Эмма сморщилась, тряхнула головой. – Он взрослый человек, я ему не нянька».

– Госпожа, мне нужен ваш совет. – Полька все еще стояла у двери, но глаза опустила. – Я впервые попыталась сделать вишневый штрудель. Пожалуйста, попробуйте. Правильно ли у меня получилось, и если нет, то в чем ошибка?

* * *

Ося вышел из телефонной будки, не спеша прошел пару кварталов до парка. Третья скамейка справа от главного входа оказалась занята. На ней сидели две пожилые дамы, двигали спицами, оживленно болтали и уходить явно не собирались. Он опустился на соседнюю, закурил.

На групповых снимках участников научных конференций Брахт всегда стоял или сидел рядом с Мазуром. Внешность у обоих была запоминающаяся. Ося не сомневался, что сумеет узнать Брахта.

В воскресном приложении к «Ивнинг пост» за август двадцать шестого, посвященном дню рождения Резерфорда, среди дюжины фотографий он нашел знакомые лица. Вместе с Резерфордом в кадр попали Марк Мазур, Вернер Брахт и молодая красивая женщина. Из подписи внизу Ося узнал, что это Марта Брахт. Снимок был сделан в Кембридже, в парке на большой лужайке у озера. Все четверо, включая Марту, в широких летних брюках. Ее гладкие светлые волосы подстрижены прямым каре, по моде тех лет. Ворот свободной блузки расстегнут, тонкая талия перетянута широким ремнем. Рука лежит на руле велосипеда, прислоненного к стволу дерева. Марта смеется в объектив. Вернер сидит по-турецки на траве у ее ног, Мазур и Резерфорд стоят лицом к лицу в комичных бойцовских позах, изображая, что готовятся отдубасить друг друга.

Резерфорду тогда исполнилось пятьдесят пять. Брахту и Мазуру уже перевалило за сорок. На снимке все четверо выглядели молодыми и счастливыми.

Дожидаясь Брахта, Ося вспомнил ту фотографию и подумал: «Марта погибла, Резерфорд умер, Мазур попал в советскую тюрьму. Все эти годы работа над резонатором оставалась для Брахта главным утешением, смыслом жизни».

Дамы на соседней скамейке обсуждали способы лечения ревматизма, качество вязальной пряжи, последнюю комедию с Марикой Рекк и пользу спортивных лагерей для здоровья подростков. Ося встал, отошел, чтобы выкинуть окурок в урну, и вдруг услышал:

– Добрый вечер, господин Брахт.

– Здравствуйте, фрау Грюн, здравствуйте, фрау Мильх.

Невысокий худой старик в светло-сером пиджаке и шляпе стоял возле третьей скамейки. Ося вернулся, сел на место, снял темные очки, поймал взгляд Брахта и едва заметно кивнул. Старик кивнул в ответ, поправил шляпу.

– Господин Брахт, присаживайтесь. – Дама положила свое вязание на колени и похлопала ладонью по скамейке. – Давно хотела вас спросить, как вам польская прислуга?

– Часто вижу ее в бакалее, вы доверяете ей покупку продуктов? – заверещала вторая. – Мы своей польке никогда не даем наличных денег.

– Милые дамы, я бы с удовольствием поболтал с вами, но простите, у меня сегодня весь день болит голова, мне надо немного прогуляться.

– От головной боли отлично помогают теплые компрессы из отвара лаванды…

– Можно еще добавить немного мелиссы…

Брахт растерянно взглянул на Осю. Ося подмигнул, поднялся и медленно двинулся по аллее в глубь парка. Пройдя метров двадцать, остановился, оглянулся. Брахт быстро шел к нему.

– Господин Бенини? – спросил он с легкой одышкой.

– Да, это я. – Ося пожал ему руку. – Здравствуйте, господин Брахт. Приятно познакомиться.

– Простите, я отнял у вас время, Шарлоттенбург вроде маленького поселка, на каждом шагу встречаешь знакомых. Аптекарша и булочница всегда появляются некстати и разносят сплетни.

– Ничего, я не тороплюсь.

– Если я правильно понял, вы привезли официальный ответ из секретариата Ватикана?

– Я привез письмо из деревни под Краковом от женщины, которая приютила мальчика. Давайте сядем, на ходу неудобно.

– Да, конечно, идемте, я знаю тихое место, где никто не помешает. – Брахт взял Осю под руку. – Не могу найти слов, чтобы вас поблагодарить. Честно говоря, совершенно не надеялся получить ответ. А вы как-то связаны с Ватиканом?

– Нет, я журналист. – Ося улыбнулся. – Мой друг епископ, узнал, что я лечу в Берлин, и попросил передать вам письмо лично в руки. Опасался отправлять по почте.

– Абсолютно правильное решение, – Брахт понизил голос, – вы знаете, тут у нас почту вскрывают, полякам и чехам запрещено переписываться с родственниками, письмо на польском могло привлечь внимание цензуры.

Они свернули с главной аллеи, по тропинке вышли к маленькой поляне, окруженной кленами и липами. Ося взглянул на часы, подумал: «Скоро начнет темнеть. Он должен прочитать при мне».

– Вы все-таки торопитесь, – виновато заметил Брахт.

– Нет, вечер у меня совершенно свободный, просто дурацкая привычка постоянно смотреть на часы.