Сообщество как городская практика

Персональные сети состоят из людей, которых мы знаем лично, и людей, которых мы знаем через близких знакомых – опять же, как конкретных людей. Однако социальная жизнь состоит из множества форм связей. Мы можем брать на себя определенные роли (в том смысле, как это понимается в работе Hannerz 1980), например студентов в университете и участвовать в чем-либо продолжительное время, встречаясь с другими людьми; кроме того, персональные сети способны эволюционировать, хотя это не обязательно им присуще. На протяжении долгого времени можно ходить в одну и ту же церковь, на одни и те же занятия по степ-аэробике или даже на одну и ту же работу, но при этом так и не сформировать персональные сетевые связи с людьми, с которыми там происходит взаимодействие. Я предпочитаю понятие «прочные вовлеченности» (durable engagements), поскольку слово «вовлекаться» (to engage) указывает на ту или иную практику участия и принятия на себя обязательств. Когда люди вовлечены (engaged in) в какое-либо дело, это обычно означает, что они являются частью группы, выполняющей что-либо вместе. В большинстве случаев некое событие не может состояться, пока не присутствует больше, чем два человека. Их общая цель зачастую будет интегрирована в какой-либо социальный институт. Сейчас люди все время чем-то заняты вместе. Используя понятие «прочные вовлеченности», я обращаю внимание, во-первых, на те социальные отношения, которые прекратят свое существование при исчезновении конкретного института. Если я участвую в школьном родительском комитете, то он перестает существовать, когда школа не работает, а заодно исчезает и бóльшая часть моих отношений, связанных с этой структурой (или даже все подобные отношения). Во-вторых, если я отказываюсь от своей роли в качестве участника родительского комитета, ее возьмет на себя кто-то другой, и прочные вовлеченности сохранятся. Соответственно, подобные прочные вовлеченности необязательно принимают форму связей в персональной сети. Марио Смолл (Small 2010) изучил способы, при помощи которых родители детей, посещавших один детский сад в Соединенных Штатах, формировали социальный капитал между собой и в отношениях с воспитателями. Смолл продемонстрировал, что у родителей, встречавшихся в тот момент, когда они оставляли в саду или забирали оттуда своих малышей, возникали связи, обладавшие прочностью благодаря тому институциональному контексту, в котором все это происходило. Как мы уже видели, подобные институты могут оказываться фокусами формирования социального капитала. Однако если мы зададимся целью дать количественную оценку персональных социальных сетей этих родителей, то может оказаться, что у них имеется множество сетевых связей, но родители, знающие друг друга по детскому саду, могут и не присутствовать в других наборах социальных связей. Разумеется, может быть и так, что будничные, повторяющиеся взаимодействия родителей и их знакомство, существующее благодаря тому, что их дети вместе ходят в сад, создают больше персональных взаимосвязей: родители могут подружиться или даже влюбиться. Но вне зависимости от того, произошло это или нет, их прочные вовлеченности породили социальный капитал, а возможно, и некое ощущение общих идентичностей, предполагающее, что они по меньшей мере ситуационно связаны с родительством. В действительности не имеет значения, превращаются ли прочные вовлеченности в персональные связи. Они важны для определения сообщества как культуры, не исчерпывающейся ни конкретным местом, ни сетевыми связями.