СООБЩЕСТВО И ЗЕМЛЯ

— Действительно неотличимого? Такого, которого нельзя отличить от человека?

— Да.

— Мне кажется, что робот, которого нельзя отличить от человека, все равно что человек. Если бы ты была таким роботом, то для меня ты была бы человеком.

— Это я и хотела услышать от тебя, Пел.

— Ну, а теперь, — сказал Пелорат, — когда ты услышала то, что хотела, не собираешься ли ты сообщить мне, что ты натуральный человек и что мне незачем ломать голову над гипотетическими ситуациями?

— Нет. Ничего подобного я говорить не собираюсь. Ты определил натурального человека как объект, который обладает всеми свойствами натурального человека. Если ты удовлетворен тем, что я обладаю всеми этими свойствами, закончим обсуждение. Другого определения нам не нужно. В конце концов, откуда я знаю: может быть, ты окажешься роботом, неотличимым от человека.

— Даю тебе честное слово, что я не робот.

— А если бы ты был таким роботом, ты мог быть так запрограммирован, чтобы именно это мне и сказать и даже чтобы самому в это верить. Твое определение — это все, что у нас есть и может быть.

Она обняла Пелората и поцеловала. Поцелуй становился все более страстным и длился до тех пор, пока Пелорат не сказал, задыхаясь:

— Мы же обещали Тревицу не раздражать его и не превращать корабль в гнездышко для молодоженов.

— Давай доверимся чувствам, — сказала Блисс, — ни о чем не будем думать и обо всем забудем.

— Но я не могу, дорогая, — озабоченно сказал Пелорат. — Я знаю, Блисс, тебя это должно раздражать, но я постоянно о чем-нибудь думаю и просто не могу целиком отдаться эмоциям. Эта привычка, наверно, раздражает. У меня никогда не было женщины, которая рано или поздно не взбунтовалась бы. Моей первой жене… кажется, неуместно сейчас вспоминать об этом…

— Ужасно неуместно. Но ведь и ты тоже не первый мой возлюбленный.

— О, — заметно растерявшись, сказал Пелорат, а затем, увидев, что Блисс улыбается, продолжил: — Я хотел сказать, конечно, нет. Я и не думал, что я… Во всяком случае, моей первой жене это не нравилось.

— А мне нравится, что ты постоянно углублен в какие-то мысли.

— Не могу в это поверить. Но вот еще о чем я подумал. Робот или человек — неважно. С этим мы согласились. Однако я изолят. И, может быть, когда мы наедине и ты разделяешь мои эмоции вне Геи, возможно, это чувство не той силы, чем если бы ты любила Гею.

— В моей любви к тебе, Пел, — сказала Блисс, — есть свое счастье. И ничего другого мне не надо.

— Но ведь ты не просто ты. Ты Гея. Что, если Гея сочтет такую любовь извращением?

— Я бы знала об этом, потому что я Гея. Но раз я счастлива с тобой, значит, и Гея счастлива. Когда я говорю, что люблю тебя, это означает, что тебя любит Гея, хотя непосредственно в этом участвует только та часть Геи, которой являюсь я… Тебя что-то смущает?

— Я ведь изолят, Блисс, я не могу этого постичь.

— Можно построить аналогию. Когда ты мне насвистываешь мелодию, насвистывать хочет все твое тело, но непосредственно насвистывают только губы, язык и легкие. Большой палец на правой ноге ничего не делает.

— Он может притопывать.

— Для насвистывания это необязательно. Как ноги могут откликнуться на мелодию, так другие части Геи могут откликнуться на мои чувства или я — на их.

— Вероятно, нет смысла смущаться из-за этого.

— Ни малейшего.

— Но из-за этого у меня появляется странное чувство ответственности. Когда я стараюсь, чтобы ты была счастлива, я, должно быть, стараюсь, чтобы счастливы были все организмы Геи.

— Все, до последнего атома. У тебя ведь так и получается. Ты вносишь вклад в общую радость. Твой вклад, наверно, слишком мал, чтобы его можно было измерить, но он есть. И понимание этого должно тебя только еще больше радовать.

— Хотел бы я, — сказал Пелорат, — чтобы Голан подольше занимался перемещениями через гиперпространство и оставался в каюте пилота.

— Хочешь устроить медовый месяц?

— Да.

— Тогда возьми листок бумаги, напиши на нем "Гнездышко молодоженов", прикрепи на двери снаружи, и если Тревиц захочет войти, то сам будет виноват.

Пелорат так и сделал, и как раз после этого "Далекая Звезда" совершила Прыжок. Ни Пелорат, ни Блисс этого не заметили, да и не до того им было…

10

Прошло всего несколько месяцев с тех пор, как Пелорат встретил Тревица и вместе с ним покинул Терминус. До этого более полувека (по галактическому стандартному времени) своей жизни он был домоседом и не отлучался с родной планеты.

В собственных глазах он стал за эти месяцы космическим ветераном. Он видел из космоса всего три планеты — сам Терминус, Сейшелы и Гею. Сейчас на обзорном экране — через управляемый компьютером телескоп — он видел четвертую. Четвертой был Компореллон.

И снова, в четвертый раз, он чувствовал смутное разочарование. Почему-то он продолжал ожидать, что, глядя на обитаемую планету из космоса, увидит очертания континентов на фоне окружающего их океана или, если это засушливый мир, очертания озер на фоне суши.

Так не бывало никогда.