Сонник Инверсанта

Люди пришли в суетливое движение, начали хватать друг друга за руки. Тех, на кого я показывал, они по-прежнему не замечали. И тогда в моих руках оказался «POLUCHI NAKA» с загадочным рычагом самовзвода. Я отчаянно боялся промазать или попасть в случайного человека, но еще больше я не хотел умирать.

Пистолет изрыгнул пламя, и я проснулся. Не от грохота, — от страха. Я боялся задеть пулей постороннего человека, и подсознательное чувство нашептывало мне, что почти наверняка я ранил кого-то другого. Даже проснувшись, я продолжал мысленно дорисовывать случившееся, припоминал, куда целил и как далеко от меня находился зловещий силуэт преступника…

Глаз я не раскрывал, но что-то, вероятно, все же видел и слышал. К примеру, шелест темной листвы и блеск растянутой между деревьями магнитофонной пленки. И что-то было еще — чужеродное настолько, что мозг отказывался фиксировать искомое, записывая в раздел несущественного.

На минуту мне показалось, что на лавочке по соседству, свернувшись калачиком, дремлет встреченный мною на поляне лилипут. Мужчина размерами с детскую куклу. Я продолжал мучиться полудремой, а человечек, как ни в чем не бывало, посапывал по соседству, иногда почесывал себя в интимных местах, переворачивался то на спину, то на живот. А чуть позже вновь наступило забвение, и уже действительно во сне я рассмотрел своего крохотного соседа, приподымающего со скамьи всклокоченную голову.

— Ох, лярвы! Крови-то сколько выпили! Цельную рюмку! — мужчина рывком сел и, словно курицу за две лапы, поднял перед собой трепещущего комара. Насекомое только что откушало кровушки, и брюшко его напоминало алую вишню.

— Отпусти, — сонно посоветовал я. — Чего уж теперь-то.

— Теперь-то и впрямь чего уж… — складно перефразировал мужичок и с хрустом оторвал у комара одну лапу. — Вот так-то будет лучше! Пусть, поганец, полетает теперь без ноги! Это навроде компенсации за кровь.

— Дурак! — буркнул я и провалился в более глубокие дремотные слои. Провалиться-то провалился, но, увы, ненадолго. Беспамятство сложно смаковать, оно всегда сиюминутно, и несусветная боль заставила меня окончательно проснуться. Нахальный кровосос примостился у меня на правом веке и длиннющим своим жалом, вероятно, пытался пробуравить глазное яблоко. По-медвежьи гвозданув его ладонью и разглядев ворох огненных искр, я открыл глаза.

А в следующую секунду я, нахмурившись, сел. Виденный мной человечек никуда не исчез. Он действительно расположился на соседней скамеечке. В коротковатой для его рук шинелишке, в железнодорожной фуражке и основательно помятых брюках он выглядел крайне несуразно. Наверное, мне следовало испугаться, но особенного ужаса я не испытал. Большеносый, в стоптанных башмаках, человечек никак не походил на анимационного монстра. Он был скорее забавен, чем страшен. Так или иначе, но за ночь со мной что-то приключилось. Во всяком случае, этого носатого гнома я уже не принимал, как очередную галлюцинацию.

Я вообще его никак не воспринимал. И потому, снова улегшись, повернулся к человечку спиной, крепко-накрепко зажмурился. Уснуть! Еще хотя бы на час или два! Уснуть, как в гамлетовском монологе!..

Стыдно, но в каком-то смысле я попросту нырял под детское одеяльце и прятал голову в песок. А самое забавное, что уснуть мне действительно удалось. На этот раз вполне по-человечески — без судорог и дрожи, без комариных укусов и омывающих душем Шарко сновидений.

Глава 10 Встречи, которых не ждешь…

Утро вечера мудренее. Мудренее оно и ночи.

Встал я, разумеется, помятый, с опухшим от комариных ласк лицом, с омерзительным привкусом во рту. Чудо возрождения, тем не менее, состоялось. Давно доказано: ноченьки нам на то и даны — чтобы избавляться от дневного груза, испытывая очередную реинкарнацию. В противном случае, все человечество давным-давно бы сгинуло, не продвинувшись в собственном интеллектуальном развитии ни на шаг.

Быстренько почистив зубы и энергично растерев командировочной порцией лосьона щеки, я вытряхнул из карманов пригревшихся жуков и сделал немудреную зарядку. Пять приседаний, шесть поворотов напра-нале, семь шумных вздохов и восемь подскоков на месте. После чего сунул трофейный «POLUCHI NAKA» за пояс и натянул на себя пиджак.

Прежде чем покинуть ставшую родной беседку, внимательно оглядел соседнюю лавочку. Разумеется, она пустовала. Крохотные коготочки чуть скребнули по основанию черепа, но пока мысли группировались и перестраивались, готовясь к туманному рапорту, я успел сделать шаг, а после еще один и еще два. Беседка осталась за спиной, и надобность в рапорте отпала сама собой. Ночь — это ночь. О ней забывают, как о прошлой жизни.