Читаем Соня Малых полностью

Но это не были жгучие слезы обиды, негодования, злобы… Это были слезы облегчения… Они примиряли, успокаивали исстрадавшееся сердце… Так тихий весенний дождь, падая на жаждущую землю, и живит и радует, питает росточки растения…

А новая учительница гладила девочку по голове и тихо шептала ей что-то на ухо.

На состоявшейся затем вскоре педагогической конференции решено было Соню Малых оставить до окончания года. Ходили слухи, что особенно об этом просила Инна Яковлевна.

<p>VI</p>

Подошло Рождество. Институт взволновала необычная весть: Соня Малых едет на праздник домои. Та самая Соня, к которой никогда никто не приезжал, которую никогда никто не брал к себе, дикарка, нелюбимая всеми Соня, едет домой.

— Ты едешь к папе на Сахалин?

— Это за шесть тысяч верст?

— Как это ты успеешь съездить и вернуться из такой дали? — удивлялись подруги.

— Нет. Я еду не к папе, — отвечала Соня взволнованно.

— Откуда же нашелся у тебя дом? Никогда ты ни к кому не ездила… И вдруг «домой», — расспрашивали ее и интересовались подруги.

«Домой», по школьному выражению, значило просто в отпуск. Оказалось, что Соню брала к себе на праздник новая учительница Инна Яковлевна. А сама виновница необыкновенного события, Соня, летала сияющая, с блестящими глазами, с разгоревшимися щеками и радостно, задыхаясь, говорила всем: «Я еду домой. Да, я еду домой».

— Две недели в уютной маленькой квартире учительницы, где она жила со старушкой теткой, прошли для Сони Малых как чудный волшебный сон. И здесь, в этом сердечном приюте, дикая, нелюбимая девочка узнала много такого, что перевернуло все ее детское миросозерцание.

По утрам старушка тетя будила Соню, ласково поглаживая по голове, по спине…

— Однако, вставай, Сонюшка, уже шанежки да пшеничники испекла… Инночка тебя чай пить дожидается.

Соне так хорошо и отрадно бывало при звуках этого тихого голоса… Что-то новое испытывала она: ее охватывала радость, неизведанное счастье. Ей хотелось плакать, приласкаться к «тете», но она не умела и не знала, как это сделать, и ей совестно бывало за то, что она такая дикая, скучная, неласковая, не такая, как другие.

Много переговорила девочка с Инной Яковлевной и с ее тетей в длинные зимние сибирские вечера.

— С чего ты взяла, что ты злая, ядовитая, лентяйка? — возразила однажды Инна Яковлевна на откровенное признание Сони.

— Так все говорят… Это правда. Я сама это знаю. Я очень злая…

— Пустяки, Соня. Не может быть злым и ядовитым такой маленький, еще не знакомый с жизнью человек, как ты… Не поверю я… Если порою ты и вспылишь, так это со всяким бывает… А в душе у тебя скрыто много хорошего, и все это хорошее явится само собою.

— Я очень неспособная, неряха, все забываю и всегда ленюсь, пачкаю платья, передники и рву тетради, — обвиняла себя девочка.

— И это неправда… Ты девочка умненькая и, если захочешь, то можешь хорошо учиться. Ты всегда отлично мне готовишь уроки. Разве это не так? И я знаю, что из тебя выйдет хорошая, толковая девушка… и что все переменится к лучшему.

— Да, я только и могу для вас готовить уроки… Сначала, еще когда меня привезли, я иногда готовила уроки и другим… Но мне все равно не верили… А теперь я не могу, я все забываю, ничего не понимаю. Мне очень трудно. И я правда всегда злюсь.

— Не говори, Сонюшка, «не могу», — возражала и старушка тетя, подбадривая девочку. — Человек все может, коли захочет… И ты, милушка, наверно захочешь… И будешь хорошо учиться, и перестанешь пачкать платья, и постараешься не сердиться, себя сдерживать… Не правда ли?

— Правда, — тихо отвечала Соня.

Маленькое оскорбленное сердечко, как цветок под вешними лучами солнца, расцветало и оживало. Ободренная задушевными словами своих новых друзей, девочка чувствовала в себе силы и возможность стать лучше.

В эти же тихие вечера Инна Яковлевна часто читала с Соней хорошие книги, помогала ей в уроках. Очень часто девочка рассказывала свою прошлую жизнь, и слушательницы содрогались от этих правдивых рассказов печальной истории.

— Мамы я не помню… Мне было год, когда она умерла. Папа всегда на работе у каторжников. Там очень тяжело и даже страшно, — рассказывала Соня. — Стряпка[6] у нас злющая, пила водку, всегда меня колотила, и я не смела папе жаловаться. Папа бы ее все равно не прогнал: там негде найти другую. И все там такие. Я всегда убегала на улицу и играла с мальчишками, сколько раз ноги и руки отмораживала….

— Бедная девочка!.. Не красна была твоя жизнь. Конечно, без матери тяжело, — сочувственно говорила тетя и ласкала и обнимала Соню.

— Меня никто не любил… Только папа… Но ему некогда было со мной возиться… Оттого меня не любят, что я бурятка и некрасивая… Вон Нина Никитина красивая, и ее все любят и хвалят…

— Полно тебе, Соня, выдумывать, — возразила Инна Яковлевна. — Знай, дитя, что красота заключается не только в смазливеньком личике… Красота в умных и живых глазах, в приветливом, сострадательном выражении, в ласке и доброте… Бывают некрасивые лица, Да лучше всяких красавиц…

Прошел праздник.

Перейти на страницу:

Похожие книги