Соня и ведьма

Он подтянул ноги, обнял колени и задумчиво уставился на дерево, явно чего-то выжидая. Секунды текли, как ржавая жижа из прохудившегося крана. Одна, вторая, тре-е-е-е-етья… Пока, наконец, уши коротышки не начали изменять цвет. Бледно-розовый, светло-алый, варёный рак, невыносимо яркое закатное солнце. Они горели, как два запрещающих проезд сигнала светофора, а присутствующие не придавали ни малейшего значения тому, что их друг вполне мог свалиться с инсультом.

— Так и должно быть? — робко поинтересовалась я, держа колбасу наподобие шпаги.

Медведь-Семён оторвался от аккуратного раскладывая чайных пакетиков по крохотным чашечкам, неопределённо хмыкнул и сдвинул панамку сильнее на лоб, чтоб не слепило.

Лина рассматривала свеженький маникюр, умудряясь разом выражать восхищение собственной персоной и презрение к окружающим:

— Мы похожи на идиотов, которые не знают, что делают?

Очень хотелось сказать, на кого они похожи. Но их в комнате трое, а я одна. Так что лучше не хамить.

Между тем становилось темнее. Мрак рассеивал лишь один лопоухий источник света, да лампочка на воткнутом в розетку чайнике.

— А вот тепе-е-е-е-ерь, — Вадя развёл ладони в стороны, готовя их к удару. — Стоп!

Хлопок утонул в шелесте листьев. Время замедлилось и замерло, а ствол дерева, нереалистичным, непонятным, не иначе как магическим образом растущего прямо из пола второго этажа, начал мерцать, обрисовывая контур портала.

Золотые нити, прожилками оплетающие кору, пробежались снизу-вверх, вспыхнули на каждом из тысяч листочков и погасли на всех, кроме одного. Светящийся лист затрепетал на полном безветрии, неслышно зазвенел, как дверной колокольчик, запел беззвучную песню.

Ведьма внутри меня встрепенулась, вглядываясь в крону Древа, наполнилась… надежной? Впервые с того мгновения, как наши души стали соседями, я почувствовала что-то, кроме бесконечной боли.

Она хотела домой. Она любила… там. Она была живым, настоящим человеком. С планами и страхами, с фантазиями и заботами. Она хотела жить. И хочет до сих пор.

— Мне жаль, — прошептала я, хотя раньше чувства к этой женщине, меньше всего походили на жалось.

«Спасибо», — прозвучал в сознании голос бесконечно одинокой ведьмы.

Золотые нити ещё не успели толком оформиться в дверь, а в неё уже требовательно колотили с той стороны:

— Ну где вы там? — для большей убедительности, видимо, туристка междумирья шарахнула по порталу ногой. — Лёва, я же говорила, что после прошлого раза хрен они нас обратно пустят! Левая конторка, зуб даю! Ле-ва-я!

Отвечавший был тих и спокоен, поэтому не удавалось разобрать, что именно он говорил, но явно призывал оставаться терпеливой.

Когда дверь, наконец, распахнулась, первой ввалилась рослая коротко стриженная девица, а за ней, аккуратно ступая, тощий мужичок в очках.

— Я же говорил, всё пройдёт хорошо.

— У меня от твоего «хорошо» зуб на зуб не попадает! Астральная проекция? Да это магическая мастурбация, а не ужин! Я, может, с любимой свекровью выпить хотела!

— Некоторые люди довольствуются одним общением, — тактично заметил ботаник.

— Пусть себе довольствуются. Где моя фляга?

— Личные вещи в камере хранения, — заученно оттарабанила Лина, дежурно улыбаясь. — Поставьте подписи о завершении путешествия здесь и здесь. Позвольте пожать ваши руки в знак успешного сотрудничества, — поочерёдно касаясь кожи путешественников, эмпат удовлетворённо причмокивала и кивала, отправляя их к коллегам. — Спасибо. Семён проводит вас к выходу.

Туристка напоследок показала затылку Лины язык и, цапнув мужа за рукав, удалилась, не прекращая отпускать замечания о лютом морозе и ботаниках, которым для счастья достаточно держаться за ручки и пить апельсиновый сок.

Медведь горестно вздохнул и последовал за парочкой.

— Опять? — стоило Вадиму переступить магический контур, портал замигал перегоревшей лампочкой и исчез. — Вот же неугомонная баба…

С первого этажа послышались отчётливые звуки борьбы.

Я вскочила, готовая разить неприятеля погрызенной в приступе нервозности колбасой.

— Что там происходит? Надо помочь!

Лина отобрала объедки и, отворачивая носик, отнесла их к мусорному ведру к негодованию Вадима, как раз искавшего, чем бы зажевать тяжёлые трудовые будни.

— Сёма отбирает у ребят контрабанду. Обычное дело, — красотка недвусмысленно заступила коллеге дорогу к мусорному ведру и уперла руки в бока. — Вадя, ты же не станешь это есть?

— Ещё как стану! — упорствовал он. — Я умираю, как после торможения есть хочу, ты же знаешь!

— И именно поэтому надо перетерпеть, а не пихать в себя всякий мусор! Твоё тело — храм!

— Это твоё тело храм. А моё — голодный желудок. У Семёна хоть бутер какой остался?

— Вернётся — спросишь.

— Вернётся? — ошалело повторила я. Звуки драки стали чуть громче, разнообразившись стонами ломаемой мебели и красочной руганью. — Ребят, его там, по ходу, убивают…

— Ты совсем тормознутая, да, девочка?

Я молча сверкнула очками, не желая давать Лине новых поводов для подколок, но она, кажется, в них и не нуждалась: