Соня и Александра

Музыкант снова вышел на поляну и начал играть. Ирэна зажгла новые свечи и расставила их вдоль тропинок, ведущих от домов на поляну, а потом вышла за ворота и вернулась с пожилым мужчиной с палочкой, которого Владимир уже видел дважды. Ирэна подвела старика к столу и бережно усадила. Дмитрий молниеносно вытащил из печи уже готовую пиццу, как будто она ждала именно этого гостя. Ирэна порезала пиццу на маленькие кусочки и пододвинула тарелку поближе, чтобы старику было удобно дотянуться. Тот слушал музыку, как будто не замечая ни Ирэны, ни Дмитрия, ни гостей. Закрыл глаза, оперся подбородком о палку и слушал музыку. Потом так же молча съел кусочек пиццы и пошел в сторону ворот. Ирэна кинулась его провожать, но он ее отстранил, прижав ладонь к лицу. Могло показаться, что мужчина закашлялся и прикрыл рот рукой, но это был воздушный поцелуй. Такой, какой умеют делать маленькие дети, прижимая к губам всю ладошку и так же искренне выставляя ее тому, для кого поцелуй предназначен. Ирэна вернулась к столу. К ней подсел Дмитрий, сжал ее руку и приобнял. Саксофонист играл красивую мелодию, и никому не хотелось говорить, обсуждать и нарушать эту вдруг возникшую непривычную тишину, эту передышку от людской болтовни, в которой музыка – тоже тишина.

Владимир думал, что Александра сейчас наверняка сидит дома – смотрит кино или читает. Или делает и то, и другое одновременно. У нее была такая особенность: она читала сразу несколько книг одновременно, смотрела телевизор, слушала музыку, на плите в этот момент что-то булькало в кастрюле – ей было очень удобно делать мелкие домашние дела по собственному распорядку. Сначала поставить бульон на суп, потом пойти в душ, включить стиральную машину, переодеться и вернуться к бульону. Кинуть мясо на сковороду, посмотреть сообщения в почте, развесить выстиранное белье, почитать… Владимир вел жаркие споры с Александрой, убеждая ее в том, что нельзя читать несколько книг сразу, без разбора. Его раздражала гудящая стиральная машина, фыркающая пароварка и крышка на сковородке, которая подпрыгивала и плевалась соусом. Да еще музыка, звучащая фоном. А как можно оставить на включенной плите кастрюлю и уйти, он вообще не понимал. Даже если Владимир варил яйца, он застывал над кастрюлей, гипнотизируя воду взглядом.

В Соне же, напротив, раздражала сосредоточенность на одном занятии, что бы она ни делала – красила ли ногти или жарила яичницу. В этом смысле она была похожа на него, и Владимир, глядя на Соню, которая сидела, глядя в одну точку, и ждала, когда высохнет лак, раздражался. Она просто выводила его из себя, когда стояла над яичницей и буравила взглядом сковородку.

– Быстрее она не приготовится, – как-то пошутил Владимир. Соня шутки не поняла.

Он встал и пошел на террасу, откуда открывался вид на пляж и море. Там стало даже прохладно. Море шумело. Стало уже так темно, что невозможно было разглядеть ни лодку, так любимую Дмитрием, ни волны. Только услышать. И от этой темноты хаотично горевшие вдалеке фонари, словно натыканные волей осветителя-безумца, светили чересчур ярко. Дорога была не освещена, зато на заросшем бурьяном поле стоял одинокий фонарь, бросая тень на кустарники-чудовища, репейник, похожий на монстра, и оливковые деревья, казавшиеся живыми существами – со скрюченными ногами, длинными руками. Наверняка у местных детей есть страшилки про этот пустырь.

Владимир посмотрел налево, туда, где стоял недостроенный дом, застывший на финальной стадии – красивая бездушная коробка с черными пустыми окнами, казавшимися бойницами. Где-то за домом горел еще один фонарь, освещая пустые и оттого страшные внутренности никому не нужного жилища. И там, рядом с домом он увидел фигуру старика, который карабкался во тьму, наверх, где уже не было ни дороги, ни света. Это был тот самый пожилой мужчина с палкой, плохо слышавший, бродивший по округе. И вот сейчас он легко шел наверх. Туда, где не было ни домов, ни других строений. Он шел, освещенный последним фонарем, который приткнулся где-то сбоку – между обрывом, крошечной дорогой и бесхозным полем. Шел своей дорогой, съев крошечный кусочек пиццы и послав воздушный поцелуй Ирэне. Владимиру показалось, что мужчина уходил в черное небо.

Владимир вернулся к столу, стараясь избавиться от увиденной картины, которая его потрясла. Куда шел старик? Как он взбирался в гору? И как находил путь в этой кромешной тьме?

– Кто этот мужчина с палкой, вы не знаете? – спросил он у Давида.

– Хранитель этого места, – ответил тот. Давиду льстило внимание и то, что он может рассказать больше, чем знают все остальные.

– Что значит хранитель? – Владимир не верил в хранителей, целителей, прорицателей и прочих «-лей».