Соната разбитых сердец

Франческа видела лицо этого ужасного человека с пепельными волосами, черными зубами и кровожадной ухмылкой. Он выглядел как последний головорез, а при этом работал на государственного инквизитора. И такой человек смог одержать над ними верх. Он действовал при помощи обмана и предательства: ведь это он сам принес на лодку доказательства вины Джакомо и спрятал их в книжном шкафу, чтобы потом извлечь с видом победителя. Дьявольский обман, отвратительный фарс, и все для того, чтобы избавиться от лучшего сына Венеции.

Венеция! Преданная, униженная, запятнанная лицемерами, которые готовы грызться, как собаки, за то, что еще осталось от истерзанного, разграбленного города, обреченного на смерть. Еще и поэтому Франческа не смогла сдержать слез и продолжала рыдать сейчас, в доме своего отца. Отца, который не понимал, что даже если он и не таков, как все эти шакалы, рвущиеся к власти, то все равно ведет себя как они. Отца, который любил ее настолько, что предпочел запереть в клетке.

— Вы представления не имеете о том, что произошло, — в отчаянии воскликнула Франческа.

— В самом деле, откуда же мне знать? А ты думаешь что-то объяснить? Тебя, мою дочь, застали с самым отъявленным негодяем! И не говори мне, что это любовь! Не с таким человеком, как этот. Распутник! Повеса! Да Джакомо Казанова — это просто воплощение всей гнили, что процветает в нашем несчастном городе!

— Вы даже не представляете, насколько сильно ошибаетесь, — пробормотала Франческа.

— Я много думал о тебе во время поездки, — горько признался отец. — О твоем упрямстве, о том, как ты все время противишься моей воле, о том, как ты восстала против брака с Дзагури. Теперь же, после всего, что ты сделала и сказала, я не вижу другого выхода. Я отправлю тебя в монастырь. Может, хоть там тебя научат уважать себя и других. Когда тебя запрут в келье, у тебя будет много времени, чтобы подумать о своем поведении.

Франческа в ужасе закрыла рот рукой. Это было как удар хлыста. Нет, еще хуже. В монастырь! Ей стало дурно, даже закричать не было сил. Через мгновение свет померк у нее перед глазами.

Глава 40 Гретхен

Когда Гретхен почувствовала, что ее освобождают от пут, стягивавших тело, надежда затеплилась в ее душе. Она попыталась встать, но рухнула обратно на стул. Когда она ела в последний раз?

— Воды, — прошептала Гретхен пересохшими губами.

Мучитель поднес флягу к ее рту, и Гретхен стала жадно пить. Струйки воды потекли по подбородку и белоснежной шее, неизменно привлекавшей хищный взгляд тюремщика.

Несмотря на то что ее лицо высохло от голода и страданий, она по-прежнему прекрасна, подумалось Дзаго. Похоже, ее красота и в самом деле непобедима. Глядя на прозрачные капли воды, посверкивающие на шее Гретхен, помощник инквизитора не на шутку испугался, что больше не сможет держать себя в руках. А такого никак нельзя было допустить. Очаровательная австрийка вызывала в Дзаго жгучую, всепоглощающую страсть, но как бы велико ни было возбуждение, что он испытывал при одном лишь взгляде на нее, нужно сохранять спокойствие.

Нельзя поддаваться соблазну, твердил он про себя. Голова раскалывалась от напряжения, настолько сильное воздействие оказывал на него вид этой женщины, понимала она сама это или нет.

Пока Гретхен пила воду большими глотками, пытаясь утолить бесконечную жажду, Дзаго поймал себя на том, как мечтает о ней: от него не укрылась великолепная округлость ее пышной груди, чарующий изгиб шеи, обнаженное плечо в вырезе разорванного платья. Но сильнее всего сводил с ума порез на щеке — полоска запекшейся крови. Дзаго уже было протянул руку, чтобы коснуться ее, но, призвав на помощь все свое самообладание, сдержался.

Гретхен перестала пить и подняла на него томный взгляд, полный признательности и нежности. Сложно поверить, что в подобный момент она вздумала его соблазнить. Скорее всего, дело в том, что чувственность составляет самую суть ее натуры. Естественность или, возможно, даже непроизвольность каждого обольстительного жеста лишь делала ее еще соблазнительнее.