Соната разбитых сердец

Постанывающие от боли стражи закона неуверенно помотали головами. Самый старательный заявил:

— Ни в коем случае, синьор Дзаго. Джакомо Казанова виновен, запрещенные книги хранились в его лодке.

Человек с гнилыми зубами довольно улыбнулся: этого было вполне достаточно.

— Как видите, синьор Казанова, четверо венецианских гвардейцев готовы подтвердить, что я нашел книги здесь. А рукописи про Каббалу, талисманы и прочие бесовские причуды станут памятником на вашей могиле! — Дзаго покачал головой и добавил: — И это еще не считая того, что вы сопротивлялись при аресте и ранили моего человека, показав тем самым, что владеете шпагой и пистолетом, а кроме того, вступили в поединок, что категорически запрещено законом Венецианской республики.

— Вы первыми напали на нас, что ему оставалось делать? — закричала Франческа, не в силах смотреть на то, как ее возлюбленного несправедливо обвиняют в преступлениях, которые он не совершал.

Вместо ответа клинки шпаг опасно приблизились к горлу Джакомо.

— Мы всего лишь остановили опасного еретика. И едва успели вовремя! Мой вам совет, синьорина, ведите себя так, чтобы вас не сочли его сообщницей, ему-то уже не помочь, поверьте мне, — отеческим тоном заявил Дзаго.

«Лезвия шпаг слегка отодвинулись от горла Казановы, и он смог взять Франческу за руку.

— Любимая, не стоит. Вы ничего не можете сделать. Хочу лишь, чтобы вы знали, что рядом с вами я провел самые счастливые дни — такие, ради которых стоит жить.

— Как трогательно, — усмехнулся Дзаго. — Теперь, если вы соблаговолите проследовать с нами во Дворец дожей, то, может, мы наконец покончим с этой неприятной ситуацией.

Покорившись неизбежному, Казанова выронил шпагу, и она со зловещим звоном ударилась о доски пола. Джакомо положил разряженный пистолет на стол и протянул руки гвардейцу, который ловко сковал его запястья.

— Не ходите за мной, — сказал он Франческе, — Забудьте об этой истории, не дайте вовлечь себя в этот бессмысленный фарс.

Однако Франческа и не думала отступать.

— Как вы можете полагать, что я оставлю вас?

Я люблю вас, Джакомо! — с этими словами девушка встала между Казановой и гвардейцами. — Вы не посмеете причинить мне вред. Казанова в глаза не видел этих книг. Это вы положили их на полку! Имейте хотя бы смелость признаться в этом!

Однако не успела она договорить, как рука с крючковатыми пальцами хищно схватила ее за запястье.

— Похоже, вы меня не поняли, малышка, — отвратительное лицо Дзаго вплотную приблизилось к Франческе. — Если вы будете продолжать в том же духе, то пойдете под суд и сгниете в тюрьме, понятно? — выкрикнул он, и отвратительная вонь из его рта наполнила комнату.

Франческе показалось, что это запах самой смерти. Однако она по-прежнему не собиралась сдаваться, а потому плюнула бесчестному агенту прямо в лицо. Дзаго усмехнулся, но его терпение было на исходе, он с силой ударил Франческу по лицу тыльной стороной ладони. Голова девушки дернулась в сторону, а Казанова в ярости кинулся на помощника инквизитора. Вместе они повалились на стол. Руки Джакомо были скованы, но он сжал кулаки и со всей силы ударил в лицо труса, который посмел поднять руку на его возлюбленную. Оба рухнули на пол под звон разбитого стекла. Из носа Дзаго брызнула кровь.

— Уберите его от меня! — взревел он.

Казанова почувствовал, как его неуверенно хватают руки гвардейцев. Кто-то ударил его по голове рукояткой пистолета, и тут свет померк, мир вокруг исчез, и Джакомо провалился в темноту.

Глава 38 Обвинения

Восседая на скамьях в белых напудренных париках и одинаковых беретах, члены Совета десяти грозно возвышались над обвиняемым. Черные полосы на огненно-алых мантиях казались траурными повязками, предвещавшими смерть каждому, кому доведется предстать пред их судом.

Со своего места в центре зала Джакомо едва различал лица почтенных мужей: его глаза заливала кровь из открытой раны на голове. Где же теперь Франческа, спрашивал он себя, что с ней сделали? Джакомо не беспокоился о собственной жизни, он думал лишь о возлюбленной, с которой его так жестоко разлучили. Возможно, навсегда. А неизвестность в отношении ее участи была особенно мучительна. Закованный в кандалы Казанова сидел за столом посреди роскошного зала и смотрел на знатных венецианцев, в руках которых оказалась его судьба. Некоторые из членов Совета бросали на него взгляды, полные сочувствия, в глазах иных читалось полное безразличие, а несколько человек даже не пытались скрыть откровенное презрение и отвращение. Один из них покинул свою скамью и расположился напротив Джакомо, готовясь изложить имеющиеся у него сведения — это был Черный инквизитор Пьетро Гардзони.

Казанова был о нем наслышан: он знал, что Гардзони обладает большой властью и непомерными амбициями, но до недавних пор не сомневался, что всегда сможет оказаться хитрее его. Как же он ошибся! Но ведь никто не знал о его лодке на причале Сан-Тома, Джакомо был в этом уверен. Значит, проговорился кто-то из своих. Это точно… Но кто?