Соната разбитых сердец

Сейчас, однако, Гардзони было некогда заниматься никчемным бездельником Казановой: более важные дела, от которых зависела сама судьба Венецианской республики, требовали его внимания. Инквизитор торопливо шел в сторону дома Джованни Спинелли — талантливого юноши, восходящей звезды медицины. Благодаря выдающимся способностям в искусстве врачевания, проявленным еще во время учебы в Падуанском университете, Спинелли быстро поднялся по карьерной лестнице до таких высот, что был назначен личным врачом дожа. Это при том, что похвастаться благородным происхождением молодой медик не мог: род Спинелли добился высокого положения лишь за счет своего богатства и был нехотя принят в круг венецианской знати исключительно благодаря золоту, что помогло наполнить казну после разорительной Морейской войны.

Инквизитор мог бы приказать доктору явиться к нему домой или, еще лучше, в Дворец дожей, но в дело вмешались его главные слабости — нетерпение и любопытство: Гардзони хотелось узнать новости из первых рук и как можно скорее.

Добравшись до жилища Спинелли на площади Дель-Пестрин, в районе Каннареджо, служитель закона громко постучал в дверь железным молотком.

Горбатый слуга уставился на гостя подозрительно и без малейшего почтения, но все же проводил в небольшую гостиную, освещенную диковинными люстрами — таких мудреных конструкций из стекла и свечей инквизитор никогда не видел.

Доктор Джованни Спинелли поспешил ему навстречу, нервно теребя аккуратную бородку.

— Ваше сиятельство, — воскликнул он, — какая честь видеть вас в моем скромном жилище!

— Не тратьте время, доктор, — оборвал его Гардзони. — Вы прекрасно знаете, зачем я пришел, поэтому давайте обойдемся без любезностей, скажите мне скорее, какие у вас новости.

Спинелли явно чувствовал себя не в своей тарелке. Он нервно кашлянул, чем еще усилил напряжение, царившее в комнате, а затем произнес:

— Его сиятельство дож Венеции по-прежнему очень слаб.

Пьетро Гардзони состроил расстроенную гримасу, но оба отлично знали, что это лишь необходимая условность.

— В самом деле?

— Увы, это так. Пытаясь уменьшить страдания его сиятельства, мы сделали ему горячие припарки, однако дож остается в тяжелом состоянии. Большую часть времени он пребывает совершенно без сил, иногда впадает в забытье, а в отдельные моменты проявляет необъяснимую ярость.

— Проклятье! Значит, он до сих пор так и не поправился?

— Нет, ваше сиятельство… Он настолько плох, что я не советовал бы ему подниматься с постели.

— Вы в этом уверены, доктор Спинелли? Ведь всем очевидно, что город измучен отсутствием дожа, и мы не можем позволить Венеции повергнуться в хаос лишь потому, что Франческо Лоредан никак не одолеет свой недуг.

— Понимаю, ваше сиятельство.

Гардзони покачал головой, но его губы невольно растянулись в дьявольской ухмылке — на этот раз совершенно искренней.

— Кому вы обязаны своей быстрой головокружительной карьерой, доктор?

Врач ответил, не раздумывая ни минуты:

— Вам, ваше сиятельство.

— Совершенно верно, — кивнул инквизитор. — Кому, если позволите, вы поклялись в вечной преданности?

— Опять же вам, ваше сиятельство.

— Да, Спинелли, именно так. Прошу вас никогда не забывать об этом, чтобы не поддаваться сомнениям, — Гардзони выдержал выразительную паузу, чтобы подчеркнуть значимость своих слов. — Помните, что Венеции необходим твердый и непоколебимый правитель, который не побоится принимать суровые законы и приводить в исполнение справедливые наказания.

Спинелли кивнул. По спине у молодого человека пробежал холодок, но он постарался ничем себя не выдать, хотя собеседник внушал ему страх: юный врач не знал, как далеко готов зайти инквизитор, добиваясь своих целей.

— Словом, если говорить без околичностей, вы понимаете, что, пока Лоредан продолжит оставаться в постели, мое положение будет становиться все прочнее и прочнее, а вместе с ним и ваше?

Спинелли на миг потерял дар речи от изумления.

— Вы поняли меня? — с нажимом произнес Гардзони.

— Что вы предлагаете, ваше сиятельство?

— Я не предлагаю, я приказываю.

— Безусловно, ваше сиятельство.

— Я хочу, чтобы Франческо Лоредан как можно дольше отдыхал на пышной перине своей удобной кровати. Венеция постепенно привыкает к его отсутствию, и новая система тем временем обретает форму.

— Новая политическая система, ваше сиятельство?

Гардзони взглянул на врача с недоумением, будто на говорящую обезьяну.

— Неужели что-то иное может иметь значение в сложившейся ситуации?

— Конечно, нет, ваше сиятельство.

Спинелли мысленно проклинал себя за глупость.

— Тогда продолжайте вашу работу, доктор. Прошу вас, сделайте так, чтобы сроки выздоровления дожа зависели от вашего лечения. Пусть они будут долгими, очень долгими, а если вдруг ему станет лучше, ну что же, примем это как волю судьбы… Все понятно?

— Абсолютно, ваше сиятельство.

Пьетро Гардзони улыбнулся.

— Очень хорошо. Значит, мы договорились.

Не дожидаясь ответа, инквизитор развернулся и направился к двери.

Глава 8 Бал-маскарад