Сонадариум. Полёт Ли

Операция прошла успешно. Из меня удалили осколки сколько возможно было. Все вынуть было, я понимал, не судьба. Особенно один, угнездившийся с проворною хваткою под самым сердцем. Вёл он себя хорошо. Не паясничал, не шалил, сосуды окружающие не тревожил. Пока. Только вытащить его не было никакой возможности. Доктор смотрела на меня влюблёнными глазами и объясняла, что такое проникновение в живую человеческую плоть невозможно почти и поэтому я – уникум. Какой уникум я, я знал достоверно. У нас во дворе это по-другому называлось. Но как – я не мог вспомнить, поэтому я улыбнулся доктору, взглянул ещё разик на ведёрко с осколками под креслом из тьмы и очнулся в солнечном дворе. Хорошо песка было много. Он пригодился мне. Я лепил из него зоосад. «Тань, зверушек неси!», крикнул я Таньке, с вниманием кравшейся за бабочкой на кусту. «Вот», стояла она потом надо мной и протягивала мне ведёрко с оловянными солдатиками, погрызанными кубиками и с прочим легкомысленным зверьём. А я смотрел на ведёрко в её руках и не мог вспомнить где же я уже видел такое же…

Ночной перегон был освещён немногими жёлтыми огнями электрических фонарей, но хватало. Вполне. Здесь ходил в основном товарняк, но зато рядом был комбинат, жёлтые фонари которого и согревали весь перегон. Я помедлил. Товарняка пока не было и я пошёл обходить комбинат. Там ещё одна ветка была. С другой стороны. И там был. Локомотив, огромный в своей грандиозности, надвигался на меня и не думал о том, что у меня может быть ещё куча дел. На той стороне. Полотна. Там можно было и на стадион сходить и домой. По-настоящему домой. Там дом был истинный, а не смешной какой-нибудь просто так. Мне там тепло могло быть как было всегда. Там был подвал. А он не думал о моих дорогах в прекрасное. Он шёл на меня. «Глупый какой-то локомотив!», подумал я сердито ему. «Великий», поправил он и меня подбросило вверх. Я видел ещё его нарастающее приближение в чётких контурах и в линиях металлических черт, когда нёсся в порыве сам вверх – над него. И очень быстро и сильно развернулся в воздухе над проходящим над ним и понёсся над взлётной полосой чёрного металла его крыши. В несколько сильных рывков я отделился от него во тьме и оставил внизу его – локомотив моего старта…

Ночной город всегда поражал меня освещённостью своих улиц. Слишком памятен во мне был мрак непроницаемо-чёрных пещер и лесов. Аллеи серебряного света помогали мне ночью жить. В освещении ночных улиц мне спокойней было за моих женщин и детей спавших в комнатах рукотворных пещер. Я пробирался по ночному городу в свете сиреневых фонарей и искал выход вниз. Я нашёл… Мемориальное кладбище серым утром проходило мимо меня и на околице деревни я понял, что забрался в тупик. Можно было сеять траву на могилках или перетаскивать с места на место железные оградки, можно даже было кого-нибудь похоронить, но выйти из этого мира тоски и зноя осени было нельзя.

И в итоге мы – отряд маленьких колобков. Мы комочки мягкого тепла о нетёплую жизнь и стадии прохождения нашего через полигон подземной реальности закаливают нас о смертоносную опасность. Коридоры темны и узки. А вверху притаился дракон. Мы катимся по темноте всё вперёд и вперёд, а дракон периодичен и строг. И если зазеваться в строю и сбиться с ритма, то огонь, извергаемый им, поглотит нашу нежную суть. Мы проскакиваем мимо рвущихся сверху потоков огня и катимся дальше и нас не пронять – мы готовимся к жизни в реальности. Мы закалённые отряды юных бойцов и ритм наш неостановим. Мы вынырнули на белый свет потеряв серьёзную часть наших бойцов и память о них в нас жива. Память о них теперь наше оружие, потому что позади остался страшный, но учебный дракон, а со всех сторон нас готовы найти уже сущности нам неведомые пока, но известные нам как породители страстей таких, что при встрече с ними покажется, что лучше было бы нам умереть в огненной пасти нашего первобытно-закаливающего дракона… Я – младший командир отряда очерствевших о му́ку. Мы выходим и рассредоточиваемся. С этого времени мы не будем ни видеть, ни слышать друг друга напрямую, связь будет лишь косвенной, через целые цепочки тёплых человеческих рук. Единственным, что остаётся за нами – мы будем чувствовать. Смерть каждого из нас будет проходить по нервным полям всех, и чувство опасности с потерей любой единицы обострит нашу боеспособность, и мы найдём в этом промежуточном, но очень осложнённом мире выход.