Сонадариум. Полёт Ли

Стадион был прохожим и мимо него вышел в парк. Парк был днём и деревья высокие пронизались солнечными лучами с выси, и мне стало до смеха больно смотреть на солнце. Я шёл по парку, через аллеи дня и искал, наверное, вечера. Я нашёл… Вечер сидел на троих в затемне. Я уже видел его таким, тогда – когда не мог пробраться к лифту и дорогу преграждал поломанный танк. Вечер мне не светил, но зачем-то был нужен и всё. Возможно я просто хотел спросить про авоську у него, как тогда, когда оказался один, но с друзьями надёжно прикрывавшими моё отступление через одну на всех комнату. На троих было очень давно. И поэтому кончилось. Видно мне и бежать. Но зачем, если вечер уже. И нас постиг пессимизм. Жизнь не казалась нам радужной и мы ушли под луной. Из парка. Совсем. Мы пришли в кинотеатр, который был очень древен и пуст и стены у него одной не было, и сидели, и думали, что мы дети галактики, только очень уж дети – послушные. До наоборот. Скажут быть на троих – мы и пьём. И не скажут – так пьём. И хорошего от этого так мало в нас, что мы стали героями. Героями светлого прошлого. Один из нас стал полярным лётчиком и собирался в полёт, мужественно и просто прощаясь со своими детьми на всю полярную ночь, которую ему предстояло провести среди льдов. Другой был человек, его друг, и товарищ, и брат. Он спокойно его провожал – инженер. А мы вдвоём ушли в пионеры – готовиться к повседневному и бессмертному подвигу.

Мы нашли деньги там во дворе и закопали их в глубокие ямки, насовсем, чтоб тревога по ним не питала больше людские сердца. Я ушёл на завод. По огромным и чёрным цехам пробирался я к светлому созвездию библиотек. Мне помогали огромные надо мной, умные, трудящиеся и добрые машины и мои просто товарищи. Я вышел в зал. Зал границ не имел. В нём не просто и наверное уже и незачем было быть пограничником, потому что через высокое стекло под его куполом лились на всех солнечные лучи. Солнечных лучей хватало на совсем всех и книги стояли притихшие, ожидающие рук решившихся на постижение одного из великих эпизодов времени и пространства. Я выбрал жизнь, которая мне нравилась уже очень давно и сел читать…

«Мишка, очнись!», тряс меня за плечо Том и вовремя. Плюшевый мишутка над пропастью размышлял о неразмышляемом. Том был прав. Я очумело посмотрел в его чёрную рожу осознавая возможность существования людей с чёрным цветом кожи – Том всё-таки был негр. «Мишка, полчаса тебя уже трясу. Пойдём на Виском, туда снегоход привезли!» Зачитался я… «Сам ты – Мишка!», сказал я и посмотрел в книжку ещё… Мишутка обстоятельно лез на сосну… В гости… К белочке… Пропасти больше не было… «Навсегда», подумал я заклинание. «А ты – Том!», засмеялся Мишка теперь, «Негритос паскудный…». «Очкарик ты всё-таки. Смерть бледнолицым!», согласился я. Так заругавшись по древнему пока не слышат взрослые мы пришли в состояние лёгкого внутреннего блаженства и побежали к Виском – смотреть снегоход. «Мишка», объяснял я, «Когда я был маленьким, я очень любил пожадничать. И один раз я встретил настоящего волшебника и попросил у него, чтобы всё к чему я ни прикоснусь превращалось в золото. А он хороший волшебник был, настоящий всё-таки. А мне сначала даже показалось, что ничего не изменилось вокруг. Но с тех пор к чему бы я ни прикоснулся – всё превращается в золото». «Снова врёшь?», Мишка рот аж раскрыл, «Или опять?». «Никогда!», легко парировал я, «Проверяй!». Мишка сел и задумался. «А хитон на тебе», это выдумал, «Ты же касаешься его, а он не из золота». «Хитон, Мишка, прекрасен как жизнь с того самого момента как я в первый раз коснулся его лишь своим взглядом. А всё превращается в настоящее золото, а не в металлический элемент таблицы великого Менделеева. Волшебник всё-таки настоящий был, а не как мы с тобой в том году хотели на Луну на пассажирском пробраться, чтоб превратить её в научный астероид лишь изо льда, а сами один проспал, а второй врал контролёру, что он ещё маленький и вон с тем вон дядею!». «Это да…», Мишка просто вздохнул – воспоминания о неудавшемся покушении на Луну были не выдающимися. «Том, преврати меня в золото…»

Я летел сквозь зелёный и радостный сад. Деревья недавно совсем отцвели и сбросили ненужную им больше почти листву и поэтому я не мог определиться окончательно, что же было в саду – осень? Весна? И я ушёл по горным дорогам к морю и возвращался потом. И уже надолго был не один. Знакомая водитель трамвая довезла меня до поворота и я вышел на старой площади у скверика, который не подозревал о существовании старой площади, потому что находился всегда в другой части города. Но терраса асфальта и дня поднимала уже меня по ступенькам к кинотеатру из грёз. Огромное старое здание впускало легко. Выпускало не всех…