Сон в зимнюю ночь

- О-о, этот муж! - она прятала лицо в ладонях. - Если бы ты знал, как я ненавижу его! Сколько раз он клялся, что бросит эту работу! Сколько раз обещал, что перестанет оставлять меня одну в этом склепе! Когда он приехал в последний раз и заснул там, в прихожей, я подумала: а что, если бы я втащила его наверх по лестнице и даже не сталкивала вниз, нет, а просто дала бы ему упасть? Что бы было?

- Ты сошла с ума, - сказал я.

- Я сошла с ума? - глаза ее блестели, как будто она уже видела его, стоящего на краю лестницы, покачивающегося на нетвердых ногах, озирающегося в поисках опоры. - Если бы ты только знал, сколько раз я думала, что действительно сошла с ума! Сколько раз, просыпаясь по ночам, я мечтала только об одном - прижаться к живому человеку, почувствовать чье-то дыхание, чьи то руки. Он всегда находил какие-то отговорки. Однажды перед его очередным отъездом со мной произошла настоящая истерика. Я кричала, что больше не останусь одна, требовала чтобы он забрал меня с собой. И что ты думаешь, он принес мне куклу. И сказал, что эта кукла будет как его двойник.

- Куклу?!

Она поднялась с постели, выдвинула нижний ящик комода и достала оттуда тряпичную куклу - толстого клоуна в клетчатой кепке, рыжем плюшевом пиджаке и плюшевых зеленых штанах.

- Представь себе, он уговорил меня спать с этим уродом! Я легла в постель, надеясь, что с ним мне действительно будет спокойней. Во сне я обняла его, но из-за того, что он был такой маленький и обнимать его было неловко, я проснулась. Когда в свете ночника, я увидела эти стеклянные голубые глаза, эту бархатную улыбку, я закричала от ужаса. Теперь я их ненавижу обоих.

Вчера, когда ты ушел в колледж, я снова ощутила тот же прилив одиночества. Может быть, еще более острый, чем раньше. Ты даже не представляешь, как разбаловал меня. Это к плохому привыкнуть тяжело, а к хорошему привыкаешь очень быстро. И вот, когда я снова осталась одна, меня охватило настоящее безумие. Я достала эту игрушку, отнесла на кухню, положила на стол и ударила ножом. Видишь, вот здесь.

Бок у куклы был распорот и из него выглядывал красный лоскуток набивки.

- Бедная, - я привлек ее к себе.

- На днях я подумала: а что, если бы с ним действительно случилось какое-то несчастье? И эта мысль ужаснула меня. Ужаснуло то, что я так много думаю об этом. Ты понимаешь?

Что тут было не понимать? Передо мной была женщина, которая на многое бы пошла, чтобы только продлить молодость, утраченную в этом роскошном и одиноком доме.

- Спрячу его от греха подальше.

Поднявшись, она подобрала клоуна с пола и вышла из комнаты. Я услышал, как она спустилась с лестницы, как скрипнула дверца, ведущая в подвал, и как там что-то слабо зазвенело, видимо потревоженное прилетом подрезанного клоуна.

- Все, - донесся снизу ее голос. - С глаз долой, из сердца вон!

Между тем приближался Новый год. На сердце у меня было тревожно. С одной стороны, ожидание праздника, снег, цветные огни в окнах, долгие часы, проведенные в ее объятиях, вызывали ощущение того, что я, наконец, обрел дом. С другой - я прекрасно понимал, что как только приедет настоящий хозяин, мне придется бежать отсюда в свой нищенский угол в Си-Гейте.

31 декабря я закончил работу около восьми вечера, хотя именно в праздничную ночь можно было хорошо заработать. С утра шел сильный снег и расчищались только центральные магистрали. Я знал, что часам к 11 каждая машина у диспетчера будет на вес золота и клиент будет платить любые деньги, чтобы только его доставили к праздничному столу. Но разве мог я думать о заработках? Я испытывал такое мучительное стремление прижать ее к себе, заглянуть в глаза, какое бывает только в предчувствии близкой и неизбежной разлуки.

Перед тем, как отправиться к Оле, я должен был купить марихуану. Ее обычный поставщик жил в Бей-Ридже, но в тот вечер он не отвечал на мои звонки. Видно, ушел гулять. Зная, что она расстроится, если я появлюсь с пустыми руками, я, на свой страх и риск, решил заехать в Ист Нью-Йорк, где по слухам, травой торговали на каждом углу.

Никогда раньше я здесь не был, а только читал, что этот район считается самым опасным в городе. Но какая опасность могла грозить мне? Больших денег у меня не было. На машину было страшно смотреть. Грабить меня не было никакого резона.

Белт-парквей был почти пустым и только изредка навстречу мне выныривали из снежной пурги одинокие фары. Свернув на Пенсильвания-авеню, я двинулся на север. Здесь снег, кажется, не расчищали с начала зимы и машину постоянно заносило. Если я останавливался на красный свет, то потом подолгу буксовал, пока мне удавалось тронуться с места. Свернул я на улицу, которая звалась Питкин-стрит. Почему? Мне вдруг вспомнился виденный в детстве фильм "Питкин в тылу врага". До известной степени я тоже был в тылу врага. Свет фар вырывал из темноты и роения снега дома с заколоченными фанерой оконными проемами. На месте некоторых домов стояли только обгоревшие стены. Время от времени мне попадались присыпанные толстым слоем снега остовы брошенных машин.