– Я думаю, он просто надеялся, что никто не узнает, и не узнали бы, если бы не ребёнок. Не он, знаете ли, первый, не он последний, кто жене изменил. Да пусть и ребёнок, он собирался всё замять, только сумасшествие её и помешало. В любом случае, будь у него хоть капля мозгов, до такой чернухи доводить бы не стал. В конце концов, кто им предохраняться-то мешал?
– Вы, очевидно, бывалый, – и тут сосед явно захотел сказать сальность, к чему его собеседник было приготовился, но смолчал, что стоило ему больших усилий, однако, будь он сейчас помоложе, точно бы не выдержал. Фёдор усмехнулся и тоже в свою очередь не сказал ни слова. – А я ведь совсем в этом не разбираюсь, всю жизнь один по гарнизонам проваландался, а там знаете какие условия с этим делом. Так и не женился. Разок только оказался близок к браку, 43 мне тогда стукнуло, да решил, что не стоит, особого рода, честно говоря, женщина была, но всё-таки любила меня, или просто я так вспоминаю…
– Я удивляюсь, откуда вы умудряетесь эти сплетни брать, к тому же в таких подробностях?
– Да особо ниоткуда, у нас весь дом говорит о происшедшем, что-то от того, что-то от другого. Это вы практически ни с кем не общаетесь. Впрочем, я вас понимаю, просители разные и всё такое. А я ведь один живу да и взять с меня нечего, так иногда хоть сплетнями душу отвести позволительно, иначе без людей крыша съезжает. Хотите верьте, хотите нет, но несколько месяцев назад, в конце зимы как раз, когда снегом всё опять завалило по самое не могу, такое в квартире мерещиться стало, что не приведи господь, даже рассказывать стыдно, а начнёшь – так сам удивляешься и смеяться начинаешь.
– Знаете, я тоже один сейчас живу и ничего подобного.
– Наверно, это у кого как. Хотя о таких ублюдках как тот врач не часто слышать приходится. Он, кстати, тоже ни с кем не общался, так только «здрасте-досвиданья», и подумать ничего плохого о нём было нельзя, а тут на тебе. Неизвестно, кто на какие мерзости в жизни способен.
– Может, не стоит так уж сразу осуждать-то?
– Почему же не стоит?! Очень даже стоит и совсем не сразу.
– И от чего же?
– А от того, что вы знаете, что это не правильно, быть так не должно, я знаю, да и любой другой нормальный человек с этим согласится. По большому счёту, не мы осуждаем, а нечто внутри нас, общее, мораль, скажем, чувство справедливости, что там ещё? хотя бы тот же ум, здравый смысл и всё такое. Заметьте, именно не мы, а стоять в стороне всем, так сказать, в белом и безучастно взирать на происходящее, будто нас оно не касается, хоть убейте нельзя. Он такой же человек как и мы с вами.
– Такой да не совсем, ни я, ни вы, опять же, так бы не поступили.
– Ну, это уж как угодно; вы – возможно, а у меня, наверно, эта черта несколько дальше отстоит, ведь девчонка действительно красивая. Эх-х. Ладно. В любом случае, я настаиваю: пусть другой, но безучастным оставаться всё равно нельзя, в этом трусость, малодушие есть. Я высказываться-то не очень умею, всю жизнь только и делал, что команды исполнял, но интуиция меня никогда не подводила.
– Это пожалуй.
Разговор ненадолго прервался, Фёдор задумчиво стряхнул пепел с сигареты. Всё это время пёс Пал Палыча сидел рядом, пристально всматриваясь в глаза каждому прохожему, хозяина охранял. Вдруг он злобно зарычал на одного маленького мальчика лет 4-5, который, как ему показалось, слишком близко к нему подбежал. Тот испугался и кинулся обратно к родителям, споткнувшись по дороге и разревевшийся во всё горло, выставив перед собой ушибленную ручку, чтобы поскорее показать её маме.
– Тихо, тихо, что ты… Да вот ещё собеседник, – сказал сосед, указывая на своего пса, который в ответ пару раз вильнул обрубком хвоста. – Вы себе собаку завести не хотите, хорошая порода, верная, я заводчиков лично знаю?
– Нет, что вы, тут бы с собой справиться. А что этому врачу теперь будет-то?
Оба собеседника всё время смотрели по сторонам, ни разу не взглянув друг на друга и совершенно не заботясь, слушают ли их или нет.
– Ещё не известно. Она сама заявления подать не может, и родственников, чтобы заступиться у неё не осталось, а по статьям не очень серьёзно выходит, главная, кажется, даже незаконный аборт, а не совращение, так что условным отделается. Впрочем, он сам себя наказал. Слышал я, что после этой истории жена тут же на развод подала, а пацан их и до того шалопаем был, где-то шлялся, с компанией сомнительной связался, домой поздно приходил, иногда и под утро, а самому ещё и 15, по-моему, нет, уже несколько дней дома не ночует. Кстати, с женой интересно получилось: оказывается, она в командировке была, так что зря я тогда на неё наговорил, а как приехала, так доброжелательные наши старушки стали наперебой ей рассказывать ночную историю. Она верить сначала не хотела, но когда тот сам ей позвонил, чтобы из СИЗО его забрала, всё поняла и в тот же день с вещами из квартиры выставила.
– И друзья теперь от него отвернуться, – безучастно ввернул Фёдор.
– Но всё равно не достаточно этого, – и Пал Палыч крайне задумчиво посмотрел куда-то совсем в сторону.