Сон разума

— Кофе и сигареты, — на ее лице возникло нечто, напоминающее тень улыбки, — практически все, что у меня осталось. Раньше еще заходили друзья, но мама их постепенно отвадила, она считала, все беды пошли от них… она не всегда была такая… Но вам с ней лучше не сталкиваться.

— Не имею ни малейших сомнений.

— Вчера я от страха совсем потеряла рассудок. А позвонила вам, когда успокоилась и поняла, что вы не собирались меня убить.

— Убить?! Как вам пришло в голову?

— Скоро поймете. Но сначала скажите вот что. То, что вы рассказали насчет пенсий, явное вранье. Что вам нужно на самом деле?

— Я скажу только то, что имею право сказать. В данном случае я представляю весьма серьезную организацию по борьбе с преступностью, поверьте, одну из самых серьезных на свете. И существует группа лиц, замешанных, вообще говоря, в разных преступлениях, но кроме того и торгующих на мировом рынке продукцией того расчудесного института, где работал ваш…

— Дядя по отцовской линии.

— Благодарю вас. Так вот, результаты нашей деятельности равны нулю, пока мы не проследим всю цепочку криминальных сделок, а значительная часть этой цепочки — именно торговля плодами творчества вашего дяди. Но то, что нам об этом удалось до сих пор узнать, — в его голосе появились жалобные нотки, — просто бред, иначе не назовешь. Представьте себе, вам говорят: вот преступник, он убивает людей, а также торгует ночными кошмарами и злобными призраками.

— Вы не представляете, как близки сейчас к истине. Они и занимались ночными кошмарами.

— Но как это возможно? Объясните более понятно, что это такое?

— Не спешите, я еще не решила… Значит, вы связаны с Интерполом, я почему-то так и подумала. Сначала послушайте, я вам кое-что расскажу. — Она занялась варкой очередной порции кофе, и он терпеливо ждал, по опыту зная, что главное — чтобы человек начал говорить.

— У моего дяди был рак печени. Когда стало ясно, что он не жилец, его выписали из больницы. Он умирал дома, а я за ним ухаживала…

Но Карина-то какова, успел мысленно изумиться Александр Петрович, прямо-таки прорицательница.

— Меня это делать не заставляли, сама вызвалась. Из любопытства. Как и вы сейчас, хотела выяснить, чем занимался дядюшкин институт. Я знала только, что чем-то ужасным. А это был девяносто первый год, если помните, время грандиозных разоблачений, я кончала тогда журналистику и вообразила, будто можно разоблачать что угодно. Короче, я основательно потрудилась и вытряхнула из него все. Даже по тем временам материал был убойный, я быстренько намахала большую статью и отнесла ее в один из толстых журналов. А через несколько дней ко мне явились два молодых человека, с моей статьей, и потребовали остальные машинописные экземпляры. Разговаривали вроде бы вежливо, я сдуру начала ерепениться, получила пару затрещин и, понятно, отдала им все — и черновики, и даже копирку, через которую печатала. Но остался еще один экземпляр, пятый, он остался случайно у знакомого парня. Я нашла его, отнесла подруге, она работала машинисткой, и попросила перепечатать. Она тянула с неделю, а потом сказала, что мой материал непонятным образом исчез с ее стола. И буквально на следующий вечер, точнее ночь, когда я уходила из одной пьяной компании, меня встретили те же два молодца, что приходили домой. На этот раз они ни о чем не спрашивали, а сразу стукнули по голове, чтобы не дергалась, и скинули в пролет лестницы. Там был четвертый этаж, и внизу лежали радиаторы отопления. На них меня утром и нашли. Попала в больницу, а из нее — вот в эту коляску.

Наступила тяжелая пауза, которую Александр Петрович не спешил заполнить, понимая, что неточной репликой можно испортить весь дальнейший сценарий.

— О Боже, — выдохнул он наконец с выражением ужаса в голосе, — а я-то не мог понять, отчего вы так испугались!

— Я до сих пор боюсь. Я почти сразу поняла, что вы не злодей, а… — Она запнулась, ибо слово «сыщик» категорически не вязалось с внешностью и манерами гостя.

— Слуга закона, — любезно подсказал адвокат.

Она негромко засмеялась, и он понял, что выиграл эту партию.

— Я все равно боюсь. Мне кажется, если я расскажу вам хоть что-нибудь, с вами расправятся тут же, на лестнице, а через пять минут явятся ко мне.

— Я понимаю ваш страх, и грешно было бы попрекнуть вас этим. Но бояться нечего. Организация, которая пыталась вас убить, давно уж не существует. Тогда они заметали следы, поспешно и очень грубо. А для этих, теперешних, ваши сведения не опасны. Плохо спать должны их служащие, занятые в секретном производстве.

— Говорите вы складно. — Она все еще глядела на него недоверчиво, и Александр Петрович пустил в ход последний аргумент:

— Посмотрите наконец на меня. Разве я похож на самоубийцу? Более того, я не стесняюсь признаваться, что я трус и ни при каких обстоятельствах рисковать собой не способен. Это у меня с детства. Если уж в это дело ввязался я, можете быть уверены, в нем нет и процента риска.

— Вот это, пожалуй, меня убеждает. У вас действительно вид… какой-то неуязвимый.