Сон, похожий на жизнь (Повести и рассказы)

На галечную площадку, где мы стояли, выкатил микроавтобус «рафик». По белой лесенке в зарослях, с белыми плитами-ступеньками, сбежала Инна!.. Сердце захолонуло. Непринужденно чмокнула меня, словно и не расставались. Молодой грузин нес за ней чемоданы.

— Хорошо выглядишь! — оценила меня. А с какого рожна мне выглядеть плохо?

— Митька! Ты скоро? — крикнула вверх.

Я обмер. Десять лет не видел его... никогда, если быть точнее.

— Иду! — послышался ломкий голос.

Его голос! И застучали шаги. В деревянных сабо, что ли, спускается?.. Явился!

О господи! У меня с дочкой проблемы... а тут такой принц! Мой? Я, теряя контроль, прямо глянул на Инну. Она ответила отчаянным взглядом — а где ты был десять лет? Ну был... Сочинял. И сюжет мой поздно менять на другой. Свой бы выдюжить!

— Ты прямо опаздываешь, как большой начальник, — влюбленно глядя на сына, проговорила она.

Митя вдруг мучительно покраснел.

— Я никогда, — запальчиво произнес он, — не буду большим начальником, но никогда не буду и маленьким подчиненным!

Молодец! Такие мысли в десять лет! Весь в...! Умолкни.

— Это дядя Валера, я тебе как-то говорила про него, — сообщила ему Инна вскользь: мол, уезжаем отсюда, никаких здешних дядь можешь не запоминать. И Пека, тоже как некий дядя, стоял рядом с пиявками в банке.

— Иди завяжи шнурок, — только и сказала Инна, глянув на него.

Поставив банку — луч солнца играл в ней, Пека отошел покорно к ступенькам... хотя мог бы завязать здесь.

— Все, хватит! — сказала она, глянув на Пеку, но адресуясь ко мне. — Два раза уже давили его!

— В переносном, надеюсь, смысле?

— У нас в стране только хорошее бывает в переносном. А плохое — только в буквальном. Два раза засыпали буквально!

— За что?

— У нас в стране... одного только тебя не за что. Остальных всех — есть за что. Некоторых даже многократно! А если ты такой святой... — глаза ее вдруг заиграли. — Давай тогда с нами. Работу найдем.

Митя наконец-то увидел меня и смотрел изумленно, словно его осенило.

«Ну? — Меня прошиб пот. — Тебе предлагают руку! И сына! Так что же ты?»

— А Пека как? — пробормотал я.

Подошел Пека с идеально завязанным шнурком.

— Ну вот, завязал, — произнес он как-то даже робко. Да, жизнь пообломала его. Как и каждого... но заметней на нем.

— Все! — она его чмокнула. — Пиши! Приказ придет скоро. Гумилов не подведет. Обязан как-никак нам. Как только тебя назначат — бухгалтера гони! И вот этого — тоже! — шутливо, а скорее серьезно, ткнула в меня.

Подарить Мите книгу свою «Похождения двух горемык»? Но теперь-то зачем?

— До свидания, папа, — скованно Митя произнес. Мне лишь кивнул... А чего бы ты хотел «за такие деньги»?! Стрельнув галькой, «рафик» уехал.

— Ну что, — банку приподняв, Пека глянул на подруг-пиявок. — ...Пошли подыхать?

Ко мне он со столь заманчивым предложением не обратился. Но куда он, туда и я. Красавицы-смертницы грациозно изгибались в банке, временами увеличиваясь, как под лупой, до размеров змеи.

— А ты не хочешь поставить? — Пека вдруг предложил.

— Угощаешь?

Во, коррупция началась!

— Хочу, чтобы твоей крови попили, — поделился он. — Может, тоже помрут. Может, они сами отравленные, в реке этой? — с надеждой глянул на мутную гладь.

Да, сразу высокую должность я ухватил: испытатель пиявок!

В низеньком флигельке за буйными зарослями крапивы поставили банку с пиявками на зарешеченное окошко. Банка увеличивала, как линза, и красавицы наши развевались там, как черные флаги.

Из клетушки с тряпьем вылез заспанный «фершал», хитрыми глазками-васильками смотрел на нас.

— Вот ему поставь! — Пека, как римский император, указал на меня.

— Так посторонним только с вашего приказу пиявки делать?

Видимо, это была одна из главных статей его дохода.

— А ты еще не понял, кто перед тобой? — Пека гаркнул.

От пиявок спина вздрагивает — холодные, брр! — потом они начинают жечь. Когда встаешь, слегка качает от слабости — вспомнил: как при малокровии в детстве. Я много бы дал, чтобы и мои пиявки сдохли тоже, но мои снова резвились в банке, а Пекины — безжизненно отвалились от него. Да, от такого соавтора не уйдешь! Лишь с ним вместе в могилу! «Фершал» уложил мертвых «красавиц» в картонную коробку, похожую на гробик, и, задумчиво почесывая нос, поглядывал на нас. Мол, когда уйдете-то? Мы молча встали с липких кушеток.

— Все, позняк метаться! — Пека с окна схватил банку с оставшимися пиявками, размахнулся... но творить безобразия в рабочем помещении директору ни к чему. — Идем.

— Куда?

Куда — неважно, важно успокоить его!

— В болото их!

— Но они-то виноваты чем?

Спокойно, спокойно!.. У меня нервов нет. Проблемы лишь у других — должен их устаканивать.

— Может, кому другому пригодятся? — предположил я. Аргумент подействовал. Пека поставил банку. Часть гуманизма все-таки проявил. И «фершал» оживился.

— Там, — сказал, синея глазками, — ждет один...

— Разберусь! — отчеканил Пека.

В сыром садике на скамейке развалился мужик. К блаженству готовился: щурился, сладко почесывался весь. Рубашка на пузе распущена. Ботинки на голую ногу, без шнурков... Даже завидно. Вольготно живут! Увидел нас — и глазки сразу сделались стальные.

— Вы хто?