Сон Милоники

— Как же давно я мечтал о том, чтобы ты была такой! Чтобы я не чувствовал в тебе силу, чтобы ты просто молчала и была покорна, как самая дешевая рабыня! Я мечтал о том, что научу тебя ценить руку хозяина, но сойдет и так… Пусть сейчас ты и не можешь показать все свои чувства, но я знаю, какого тебе будет осознавать, кто был в тебе прямо перед смертью!

Его рука высвободилась из выреза платья и, схватив ткань, резко рванула ее назад. Раздался режущий слух треск. И я поняла, что теперь платье у меня только на спине. Мужчина хрипло рассмеялся.

— Да, определенно в этом зелье, есть и скрытые плюсы! — сказал он, раздвигая мне ноги.

Второй рукой он ухватил меня за волосы и запрокинул голову назад чтобы я увидела его лицо. Но лица так и не было, одно расплывчатое пятно. Его язык легко проник в рот. Он прикусывал мне губы до крови своими зубами, потом поддел своим языком мой, заставив его приподняться и тоже прикусил. Он мог бы и откусить его, но видимо не хотел, чтобы я потеряла сознание от боли. А боль действительно была почти невыносима. Я чувствовала, как по подбородку и шее стекает моя собственная кровь из прокушенных губ.

И в тот момент, когда боль почти уже заслонила собой нарастающую ярость, его пальцы проникли внутрь. Новая вспышка боли прояснила мутнеющее сознание. Он никогда не любил долгих ласк, вот и сейчас тянуть не стал. Одно резкое движение, и я оказалась на спине, а он стоял надо мной, снимая рубашку.

— Не думаю, что тебе понравится это хоть в десятой доли так же как мне, но я обещаю, что как бы не были сильны твои страдания, при встрече с Печатью эту боль ты не забудешь! — потом с сомнением всмотрелся в мои глаза и добавил — И я не хочу видеть эти бессмысленные болота.

Он накрыл мои глаза своей ладонью и с силой надавил, так что в темноте пошли разноцветные пятна. А через мгновение я поняла, что он сдержит свое обещание. Не представляю, что именно он делал, но боль была ужасающая, хотя возможно это оттого, что я не видела ничего, не могла дать выход собственным эмоциям. Никогда не думала, что акт любви может причинять столько самой разной боли. Через несколько минут мне стало казаться, что меня просто разрывают на части, что еще немного и затрещат кости. Его движения были резкие и порывистые, не слишком отличались от наших обычных ночей, но вот все остальное было совсем иным. Еще совсем недавно мне казалось, что это самый нежный мужчина на свете, что он просто не способен причинить боль.

И как же я ошибалась. Он вгрызался зубами мне в шею. Давил на ключицы, опираясь на них всем телом, от чего мои же собственные шипы своим основанием прорывали мои же мышцы. Сейчас я была под действием вина, а потому шипы не появлялись, но я хорошо усвоила, что они делают с противником при желании меня схватить. Он стремился проникнуть в меня как можно глубже и судя по всему применил какую-то магию, потому что никогда прежде с ним у меня не было ощущения, что меня режут изнутри. Никогда не испытывала ничего, что хоть отдаленно напоминало бы мне наматывание собственной плоти, на какой-то бесконечный маховик. Никогда, до этого дня. Казалось, что каждый раз проникая в меня, он снимал тончайшую стружку с моих внутренностей, как снимают пленку с сыра или корку с овоща.

Сколько длился этот кошмар я не могу сказать, потому что в темноте и океане боли время становится совсем относительным понятием. В какой-то момент, не в силах больше это выносить я перенесла все свое внимание на движение собственной расслабленной кисти по ковру. Онемевшие пальцы, словно камушки на берегу моря, перекатывались в такт движениям его бедер.

Думаю, я все же потеряла сознание, потому что пришла в себя от его попыток поднять мне веки и от сильного удара по щеке, именно удара, а не пощечины. Застонать или как-то выразить хоть что-то не получилось. Я была все в таком же безвольно-расслабленном состоянии. С невероятным трудом удалось сфокусировать взгляд. Меня усадили в большое кресло перед напольным узким зеркалом в черной простой раме. Видимо для того, чтобы я могла по пробуждении увидеть во что превратили мое тело. Почему-то мне не хотелось верить, что на такое способен один только разумный, хотелось думать, что как только он закрыл мне глаза в комнате, появились умелые палачи. Мне не хотелось смотреть на себя, потому что я понимала, что эта картина врезается мне в память все глубже и глубже. Но и отвернуться не получилось.