Сон и явь. Перепутье

Мою жизнь поставили на паузу. Два года я существую, словно овощ. Работаю, чтобы прокормить себя, и много сплю, чтобы не оставаться наедине со своей душевной болью. Какой дурак сказал, что время лечит? Я продолжаю умирать изо дня в день и не вижу этому конца и края. Никакие походы к специалистам не помогли мне выбраться из личного ада. Я продолжала и продолжаю гореть.

Если в первые месяцы после смерти родных, я пыталась избавить себя от мучений, делала все, чтобы покончить с болью и наложить на себя руки, то сейчас я свыклась со своими страданиями, приняла их в надежде, что жить мне придётся недолго. Меня клали в лечебницу, когда я пыталась покончить с собой. Но результат был одинаковым – как только я выходила, через время снова попадала в больницу. Целый год я проходила реабилитацию. Со мной разговаривали десятки специалистов. Я понимала, что они хотят донести до меня, слышала их, но ничего не могла с собой поделать. Всегда презирала таких людей, как я. Не понимала, как можно так легко распрощаться со своей жизнью, не ценить её. Поэтому, когда они говорили со мной, я осознавала, что они хотят от меня, что хотят донести до моего сознания. Но как только оставалась один на один с собой и вспоминала, что осталась во всем мире совсем одна: ни родителей, ни сестры, ни жениха, с которым мы должны были так скоро пожениться, я срывалась. И лишь однажды, когда мне приснилась мама, я успокоилась. Она горько плакала, обнимала меня, умоляла остановиться, говорила, что ей больно. Я понимала, что это всего лишь сон, но он подействовал на меня лучше любых психологов и препаратов. Теперь, каждый раз, когда я задумывалась о том, чтобы что-то с собой сделать, я вспоминала слёзы мамы, и все мысли как рукой снимало.

Весь этот год за мной ухаживала подруга мамы. Они вместе выросли в детском доме, и эта женщина прекрасно понимала, что такое – остаться одной. Она приняла меня в свою семью, и не смотря на весь ужас, который ей приходилось со мной переживать, продолжала за мной ухаживать. Если бы не она, возможно я бы умерла от обезвоживания и голода. Я не ухаживала за собой, сутками на пролёт смотрела в одну точку и выла от боли, которая выворачивала меня изнутри.

Когда, спустя год, я начала приходить в себя, когда вдруг у меня появились вновь потребности в еде, питье и прогулках на свежем воздухе, Илена – подруга мамы, предложила мне заняться фотографией. Она была фотографом и зарабатывала на этом хорошие деньги.

После смерти родителей, у меня ничего не осталось. Мы жили небогато. Снимали небольшой дом на побережье, папа с мамой работали, обеспечивали нас и оплачивали обучение в университета. Я была на втором курсе юридического, когда произошла авария, и после случившегося больше не появлялась в стенах учебного заведения. Да и появляться там больше не планировала. Во-первых, у меня не было финансовой возможности обеспечить себе обучении, во-вторых, юрист – это была не сбывшаяся мечта моей мамы. Поэтому, когда Илена предложила мне такой способ заработка, я обрадовалась. Мне нужна была лишь практика. Люди не требовали от тебя образования, чтобы нанять тебя для фотосессии, и это было большим плюсом. Женщина отдала мне свой старый фотоаппарат и начала брать меня с собой на съёмки. Я работала бесплатно, обучалась у неё навыкам владения фотоаппаратом, а по вечерам училась обрабатывать фотографии. И в этой суете дней, я не заметила, как пролетели ещё полгода моей жизни.

За это время у меня появились свои клиенты, они рассказывали про меня своим друзьям, те – своим. Когда сарафанное радио стабильно заработало, и я начала зарабатывать какие никакие деньги, я поблагодарила женщину и ее семью за колоссальную помощь, которую они мне оказали, а после съехала от них. Сняла на окраине комнату у старушки за небольшие деньги. Женщина оказалась душевным человеком. Я любила сидеть с ней по вечерам на балконе, смотреть вдаль, где за крышами домов скрывалось море, и говорить обо всем на свете. Она тоже потеряла сначала мужа, потом дочь и осталась совсем одна. Две разбитые души нашли друг друга. Только наше отличие было в том, что она продолжала улыбаться, и находить в жизни вещи, которым могла радоваться. И я старалась у неё этому научиться. Но не получалось.

Прошло полгода, как я у неё жила. Я работала, оплачивала комнату, покупала продукты и копила деньги на новый хороший фотоаппарат. Купила себе лишь однажды два платья и кеды. И то только для того, чтобы презентабельно выглядеть перед клиентами.

– Леди, – так ко мне обращалась миссис Лоран. – На соседней улице открылся бар, где можно послушать живую музыку и потанцевать. Я приглашаю.

– Спасибо, но я не танцую.

Раньше танцевала, обожала всей душой. Но вот уже как два года я невольно держу траур. Я пыталась пару раз сходить с Иленой повеселиться, но мне становилась так дурно, что уже через полчаса я сбегала из заведения.

– Тогда послушаешь музыку. Не отказывай старой женщине. Тем более, я могу напиться и заблудиться. Ты же не хочешь, чтобы я заблудилась?