Somnium breve

Когда, гонимый темным бредом,
скитался ты в пустыне —
как тень твоя, брела я следом,
послушнее рабыни.

Когда тобой владела сила
и ты был весь как пламя —
твое из битв я выносила
пылающее знамя.

И перед сном, монашкой черной,
я над тобой клонилась,
водой кропила наговорной
и о тебе молилась.

Усни! Далеких песен рая
земные сны чудесней.
Усни, моей во сне внимая
баюкающей песне.

«Все тени, тени… Только там, в просвете…»

Все тени, тени… Только там, в просвете
полуопущенных оконных штор,
ночное небо, светя и не светя,
ночное небо — на меня в упор.

Что это — смерть? В сиянии застывшем
провидит сердце гробовую тьму,
невечное становится небывшим,
ни цели, ни предела ничему…

И вдруг, придушен хлынувшей тоскою,
почувствуешь — о, Господи, прости! —
такое одиночество, такое,
которого нельзя перенести.

«Мелодии полузабытой…»

Л.Е. Румановой

Мелодии полузабытой
глухие звуки, в час ночной,
пробормотал рояль разбитый
моей соседки за стеной.

Не в первый раз она играла,
но не прислушивался я, —
а нынче, вспомнив, замирала
и плакала душа моя…

Дымится озеро лесное,
вечерняя сереет мга,
и пахнут вереском и хвоей
извилистые берега.

С тобой, далекая царевна
моих младенческих стихов,
встречаемся мы ежедневно
на валунах, у берегов.

Мы рады северному лету,
прохладе, соснам, тишине…
И запоешь ты песню — эту,
тебя напомнившую мне.

«Я вернулся в отчий дом…»

Я вернулся в отчий дом,
о далеком не жалея, —
стынет под косым дождем
вырубленная аллея.

Жду, переступив порог,
не узнать сеней знакомых:
продырявлен потолок,
пахнет затхалью в хоромах.

В комнату к себе, скорей!
Жалобно скрипят ступени,
притаилась у дверей
жуть постылых привидений.

Точно пугала, кресты
труб чугунных — в окна, с крыши…
Ни души. Из темноты
— писк голодной мыши.

Кума («Как быть с тобой, убогая кликуша?..»)

П. Ставрову

Как быть с тобой, убогая кликуша?
Все маешься и голосишь больней,
час от часу взывают вопли глуше
из темноты и нищеты твоей.

И то сказать, под кровлею дырявой
тесна, грязна постылая изба,
и ключ от двери со скобою ржавой
кривой куме подкинула судьба…

Брось, старая! Сиротскую награду
и ждать уж недолго. Кума придет,
обмоет, обрядит, зажжет лампаду
и в дверь на волю, не спросясь, толкнет.

«Ты приходишь усталой тенью…»

Ты приходишь усталой тенью,
посылает тебя могила, —
отдана моему томленью,
застываешь в дверях уныло.

Ты бледнее теперь намного,
и в глазах синева тумана,
у пробора над бровью строгой
запеклась небольшая рана.

Ничего у меня не просишь,
за вину не грозишь расплатой,
только холод с собой приносишь,
как дыханье страны заклятой.

«Кочует по сводчатым хорам…»