Моя пижама стала мокрой и тяжелой, штаны прилипли к ногам. Уолтер сел рядом и, оттолкнувшись от берега длинной палкой, стал двигать плот. На середине озера он вдруг спрыгнул в воду, оставив палку лежать рядом со мной. Я старалась не двигаться, потому что каждое движение делало плавучую конструкцию еще более неустойчивой. Замерев, я вопросительно смотрела на лысину Уолтера, которая мелькая в воде, приближалась к берегу.
— Как тебе такая ванна?
— Крикнешь, как помоешься! — разносились смешки над водой.
В горле защекотало, и слезы накатили на глаза. Мне стало страшно.
— В черный список вас! — крикнула я, но никто не обратил внимания. По колено в воде дикари шли вдоль берега, волоча за собой свои уродливые палки.
«Интересно, водятся ли в воде змеи?» — вдруг пришла мне в голову неприятная мысль. Через некоторое время я поняла, как правильно держаться на неудобном матрасе, чтобы он не двигался подо мной. Страх постепенно отступил, и я заскучала.
Склонившись над краем, я зачерпнула воду в ладони и намочила горячую голову. С гудением, жужжанием и бубнением насекомые кружились над озером. Одни мелькали, как аэро в скоростном режиме, другие пользовались функцией стоп-релакс, третьи совершали бестолковые круговые движения. Мокрая и прилипшая одежда мне была совсем не противна, наоборот, прохлада от нее освежала под палящим солнцем. Голос с берега вдруг нарушил эту плавящуюся тишину.
— Эй! Ты что там делаешь?
Не дожидаясь ответа, заключенный стремительно зашел в воду и поплыл в мою сторону. Наконец молодое лицо, не обезображенное свисающими волосами, поравнялось с деревянным матрасом. На мокрых ресницах блестели капли.
— Как ты тут оказалась? — повторил он, устроившись рядом со мной на плоту. Я не ответила, ожидая услышать очередную усмешку в свой адрес. Немного помолчав, как будто прислушиваясь к голосам заключенных, доносящихся с берега, он добавил: — Все ясно! Не обращай на них внимания!
— Грязные недопользователи! — прорычала я сквозь зубы. — Я всего лишь хотела помыться.
— Миллениум! — сказал он.
— Что?
— Это мое имя!
— А я Малин.
Он взял палку, оставленную Уолтером, и стал отталкиваться ею от воды. Мы поплыли к берегу.
— Я тут недавно. Они проделали со мной то же самое, — он тяжело дышал, управляя плотом. А потом вдруг остановился, и добавил:
— Они тебя проверяют. Это испытание водой. Когда я был на твоем месте, мне никто не помог. Чтобы выбраться из озера, я попытался грести, но не справился с веслом и плюхнулся в воду. Именно тогда я и научился плавать. Хочешь совет? Не обращай внимание и не плачь. Они учат тебя новой жизни. Грубо. Но они по-другому не умеют. Поживешь тут дольше — поймешь.
— А почему они все время смеются надо мной?
— Да они все просто хотят тебя, а оттого их методы будут еще злее. Ты либо сломаешься, либо станешь первой женщиной в тюрьме.
Мы приплыли к берегу. Парень спрыгнул в воду и, находясь в ней по пояс, снял меня с плота.
— Хотя я думаю, ты не сломаешься! Скоро все изменится, — сказал он, когда мы были уже на песке.
Мои штаны сваливалась под тяжестью воды. Я сжимала ткань двумя руками и, скручивая ее, смотрела, как ручьи стекают с краев.
— Я помогу тебе освоиться, точно так же, как помогли и мне. Аэр научил меня многому. Правда, однажды он побил меня, но и это было по делу. Жаль, что сейчас его нет с нами. Он бесследно исчез.
— Но я хочу, чтобы дикари сразу стали относиться ко мне с должным уважением! У меня высокий рейтинг.
— Здесь твой рейтинг не в счет. Сначала рыбалка — потом рыба.
— Что ты сказал?
— Уважение надо сначала заслужить.
— Я не о том. Эту странную фразу повторял Эрон, он был одним из вас.
— Одним из нас, говоришь? Опиши его.
— Он высокий, его глаза… — я так долго не видела его, что не могла вспомнить цвет глаз. — У него есть шрам на шее.
Миллениум поднял подбородок и прочертил пальцем длинную линию от уха до ключицы.
— Вот здесь? — спросил он.
— Да, — ответила я.
Он замер, раскрыв свой белозубый рот:
— Так это же Аэр!
— Аэр?
— Да, так называлась вредоносная программа, созданная им, и такое же имя он получил в тюрьме. Выходит, что Аэр и Эрон это один и тот же человек, — сказал Миллениум. — Откуда ты его знаешь? — удивленно уставился на меня он.
— Его выпустили из тюрьмы для участия в генетическом эксперименте. Уж очень хороши его гены. Нас свели ученые, и теперь я беременна. А он исчез!
Миллениум просиял:
— Значит, в тюрьме появится первый ребенок, — глаза парня теперь по-другому смотрели на меня. В них читалось почтение.
Мы молча шли рядом. Я очень расстроилась, что забыла цвет глаз Эрона. В голове всплывали воспоминания в виде мозаики из моих ощущений, его прикосновений и слов. Я видела его в каждом солнечном луче, каждом зеленом листе, но его глаз вспомнить не могла.
Массивное дерево лежало на земле, перегородив нам путь. Я провела рукой по мху на его ветках и спросила:
— Теперь оно неживое?
— Да, — ответил Миллениум, — оно стало сухим и трухлявым, смотри, — и он ударил по дереву ногой со всей силы, так что потрескавшаяся кора в середине отвалилась. — Теперь его можно забрать в лагерь, и оно будет отлично гореть.