Сомниум

— Ты говоришь так, как будто видел настоящие цветы, — усмехнулась я натянуто.

Он помрачнел и опустил глаза.

— Эрон, но ведь, если так рассуждать, все вокруг ненастоящее, — я попыталась его успокоить, объясняя всем известный факт. — С тех пор, как земля начала отвергать посаженное в нее семя, генетики стали выводить синтетическую пищу. Все, что мы едим, синтезируется в лаборатории. Даже если бы мы захотели пахать поля, как наши очень далекие предки, у нас бы ничего не вышло, земля больше не воздает плодами за этот труд. Она мертва… Посмотри на эту стручковую фасоль, листья салата и томаты, что принес нам Хакли. Все это получено не из семени, брошенного в почву, а из ростков нашего разума. Цветы делают из Массалис. Но я никогда не буду кукситься, потому что они, видите ли, не живые, я буду радоваться, что у меня, несмотря ни на что, есть такая красота.

С этими словами я дотронулась до лилии на моем столе. Растение волнообразно двигало листьями, и на его цветке появилась улыбка.

— Земля никогда не отвергала семя! Просто кому-то выгодно, чтобы пользователи так считали, — ответил Эрон.

— Что? О чем ты говоришь?

— Гораздо дешевле и проще производить еду в лаборатории в необходимых количествах, чем выращивать живой урожай. Хотя… забудь! Ты все равно не поймешь.

— Почему ты всегда говоришь загадками?

— Извини… Но я действительно нюхал настоящие цветы! — улыбаясь, сказал он.

Мне сразу стало легче. Теперь он улыбался, а значит, все шло хорошо.

— Ну да? Рассказывай, где ты мог их видеть, — спросила я.

«Поцелуйте объект!» — поступило сообщение от генетиков.

Эрон заинтриговал меня. Я не хотела его целовать, мне хотелось слышать его голос и то, что он говорит. Он посмотрел на меня пристально и немного с укоризной, как будто раздумывая, продолжать ему или нет.

— Ты что-то хотел рассказать?

— Да… Есть один цветок, — он сделал паузу, будто бы пытался вспомнить все в деталях.

«Повторяю: поцелуйте объект, вы срываете задание», — не унимался голос.

Я придвинулась к Эрону ближе и сказала:

— Хотя нет, лучше молчи, — и поцеловала его так сильно, как будто в этом поцелуе было мое спасение от надоевшего уже голоса в голове.

— Что это с тобой? — он смотрел на меня удивленно, его глаза блестели. — Ты сама не своя, — и вновь я почувствовала его горячее дыхание прямо у своих губ, и снова поцелуй, горячий, как мой солярий-пляж.

— Скажи, ну а если бы земля была не мертва, если бы наш труд мог спасти нас от участи поедать эти синтетические овощи, если бы плоды всходили и давали урожай… ты бы хотела, чтобы было так? — вдруг спросил он, отстранившись от моих губ, но продолжая сжимать в объятиях.

— Зачем говорить о том, чего никогда не будет? Разве тебе плохо?

— Да, мне плохо, и плохо уже очень давно, — я услышала отчаяние в его словах, а в глазах увидела невысказанную муку.

Я обхватила его голову руками, провела по волосам и прикоснулась к ним губами. Он положил голову мне на колени и начал гладить мои ноги. Мы сидели в тишине.

«Спросите, что он чувствует сейчас», — опять этот голос. Я не хочу нарушать наше молчание, поэтому не реагирую на инструкции. Эрон, такой сильный, лежит у меня на коленях, как будто я могу защитить его от его же бредовых мыслей. Я не хочу ни говорить, ни шевелиться, чтобы не спугнуть эти мгновения.

«Повторяю, Малин, спросите, что он чувствует сейчас».

Я продолжаю молчать.

Эрон первый нарушает тишину:

— Представь, что нет никакой сыворотки вечной молодости, за которую вы так бьетесь, нет лабораторий по получению синтезированной пищи. Есть только жизнь и смерть. Представь, что семя, брошенное в землю, прорастает и дает урожай. Есть только вот эти руки, от которых зависит все.

Он поднял голову и сел. Я взяла его ладони в свои и начала их рассматривать.

— И что же от них зависит?

— Все, — он высвободил руки и раскрыл свои ладони перед моим лицом. А потом вдруг сжал их в кулаки: — Вся жизнь, черт возьми! — и с этими словами он со всей силы ударил кулаком по моему прозрачному столику.

— Представь, что от моего удара столик разбивается вдребезги, — вот что на самом деле должно было произойти от силы этих рук. Но нет… Мы не можем ничего разрушить так же, как не в силах ничего создать. На что способны эти длинные изящные пальчики? — спросил он шепотом, прикасаясь губами к моим пальцам, дотрагиваясь до каждого и покрывая его поцелуями. — Они способны совершать легкие движения на эйрскрине в воздухе, они способны держать столовые приборы и еще сигарету с эко-дымом, и сегодня они гладили мои волосы так нежно, что я этого никогда не забуду. Согласна была бы ты заставить эти нежные руки сделать нечто большее, то, что никогда раньше не делала? Смогла бы ты своими руками, своим потом и кровью сделать все, чтобы каждый год получать урожай и прокормить себя? — он стал сжимать мои запястья сильнее и говорить громче. — Смогла бы ты радоваться дождю и плодородной почве, первым побегам и урожаю так же, как ты радуешься новому уровню программы?

Я смотрела в его глаза и видела в них враждебность. Теперь он казался мне совсем чужим.