Я всем сердцем проигнорировала это замечание. Но сомнения все же нашли лазейку – пробрались в душу и начали прогрызать в ней дыры.
– Итак, вернемся к тому, с чего мы начали, – вдруг непреклонно заявил Валиев. – Ты так и не ответила мне, почему пришла сюда. Что ж, тогда отвечу я!
Напряженно глядя на него, я отчего-то насторожилась.
– Ты здесь, потому что жалеешь. Жалеешь о том, чем обернулся твой уход с вечера. А теперь тебе просто крайне необходимо успокоить свою совесть, снять с себя ответственность! – Я упрямо нахмурилась, но, прежде чем успела что-либо возразить, он неожиданно рявкнул: – Ну?! Жалеешь?!
Сердце больно забилось в груди от смятения.
– Ты ведь не знаешь, что произошло!.. – проблеяла я, а Илат презрительно дернул головой, будто услышал страшное оскорбление. – Там, в лаборатории…
– Мне плевать, что там произошло, – стальным тоном перебил он, и внутри что-то содрогнулось. – Будь добра – избавь меня от подробностей. Талик!
Окликнув помощника, хозяин кабинета резко отвернулся, стянул с края футляр с кулоном и направился ко мне. Оказавшись рядом, Илат ловко сунул его в карман моей сумки, прежде чем я успела спохватиться.
– Я не забираю свои подарки, – жестким тоном выдал он. – Оставь себе на память.
В оцепенении глядя в каменное мужское лицо, я не могла нормально вдохнуть, пока сзади не раздались шаги помощника Валиева. Как будто все это время он стоял в коридоре или находился в соседнем кабинете.
В тот же миг хозяин кабинета не спеша отстранился от меня и низким голосом велел:
– Покажи девушке, где выход.
Глава 29
Илат
– Значит, это все?.. – спросила она вполголоса, непрерывно и упрямо глядя на меня своими голубыми дрожащими глазами. Выжигая ими что-то внутри, вызывая безотчетный болезненный отклик.
Не выдержал. Поднял руку и дотянулся до белой кожи ее лица напряженными пальцами, поймав скатившуюся слезу. И мне было плевать, что Талик стоит и пялится на все это. Здесь только она и только я. Здесь и сейчас я позволил себе это мгновение.
– Иди, – хрипло выдавил, оборвав прикосновение. – Я не хочу сделать тебе еще больнее.
От этих слов Тая вздрогнула, как от пощечины, и крепко закрыла глаза. Открыв их, посмотрела на меня совсем иначе – потухшим, угнетенным взглядом. Затем она сделала осторожный шаг назад и, развернувшись, поспешила мимо ожидавшего Талика прочь из кабинета.
Прежде чем последовать за ней, он сосредоточил на мне напряженное внимание. Я упрямо буравил взглядом пустой проем, остро прислушиваясь к частым шагам, которые становились все тише.
– Что-то сказать хочешь? – недобро поинтересовался я, резко посмотрев на помощника.
– Да нет, – откликнулся он, дернув плечом.
Уже когда шагнул, чтобы уйти, ему в спину донесся мой низкий голос:
– Отвези ее домой.
Талик притормозил и глянул на меня из-за плеча, выразив загадочную гримасу. Но до того, как я успел агрессивно среагировать, сделал кивок и скрылся в коридоре. В данный момент я напоминал себе раненого быка, ищущего красную тряпку, чтобы выместить накипь, так что это было верное решение.
Пройдя до порога, я дотянулся до двери и неосторожно шарахнул ее на себя. После заходил по кабинету, точно заболевший зверь, пытаясь усмирить впечатления, которые остались после прихода рыжей девочки. Каждый мускул был напряжен, и дыхание тяжело заходило в легкие – здесь все, блядь, будто ее запахом пропиталось!
Глупая, неосторожная малолетка. Зачем пришла с этой побрякушкой?! Хотела гордость свою продемонстрировать, лишний раз на глаза попасться? Чего угодно хотела, только не признать, что оступилась и некрасиво упала. А какого хрена мне понадобилось это признание – ответить я не мог…
Сам не думал, что так подкинусь, стоит увидеть ее. Как будто еще не остыло, еще накален как оборванный провод, а в таком состоянии я могу жестоко жалить, Тая! Бить больно и не сожалеть.
– Твою мать!.. – несдержанно ругнувшись, я снес со стола все, что попалось под руку. Досталось и памятной статуэтке, которая много лет имела для меня значение.
Стряхивая с руки ее раздавленные остатки, я равнодушно глянул на проделанную работу, не спеша отошел от стола и уверенно направился к окну. Прожекторы хорошо освещали территорию от входа до ворот, которая пока была пуста. Но вот показался Талик, размашисто шагающий в сторону поста охраны, а следом и ее маленькая тень.
Руки сжались в кулаки. Идет, обнимает себя будто от холода или от плача, вызывая внутри неконтролируемый бунт совести. Провоцируя жгучее желание послать все к черту, догнать и сгладить все, что наговорил! Смести в сторону тот проклятый вечер, прижать ее к себе и жадно впиться в губы…
И тут же ударом тока в мозгу всплыла картина, как эти губы разводит язык Бранковича, уничтожая на корню возникший порыв.
Попала в капкан, рыжая красавица, послушала чужие сплетни. Пошла под ручку добровольно с мудаком, еще и гордилась этим, а теперь переступить не может! А теперь как мне это переступить, блядь?! Это проклятье кавказской крови – тяжелый характер, отвращение к любому предательству и гордость.